Максим Кидрук - Бот

Это была рация.

Рино не мог поверить собственным глазам. Четверть минуты амбал сидел неподвижно, глядя перед собой и покручивая черную пластиковую рацию в руках. «Может быть, она все-таки сломана», — подумал с надеждой Рино. Мысленно он почти умолял, чтобы это было так и она не включилась. Он нажал на кнопку запуска. Вспыхнул красный индикатор, а из динамика донеслось потрескивание. Рация работала и лежала на видном месте все время…

XXVI

Суббота, 15 августа, 20:33 (UTC –4)

Зал совещаний корпуса «DW»

Ледяной душ и чашка кофе привели Тимура в чувство. Но он понимал, что это ненадолго. Мозг отказывался принимать новую информацию, тело постанывало от усталости и требовало сна. Как только действие кофеина кончится, он вырубится. В Киеве сейчас было полтретьего ночи.

Ребекка привела Тимура и бледного, как мертвец, Емельянова на четвертый этаж административного крыла здания. Они вошли в дверь с надписью «Main hall[43]» и оказались в большой комнате с четырьмя панорамными окнами и длинным эллиптическим столом. Вокруг стола стояли офисные стулья с высокими спинками, на столе — бутылки с минеральной водой и бутерброды. С правой стороны стола возвышался большой LCD-монитор.

Когда украинец и русский зашли, бо́льшая часть стоявших у стола офисных кресел была занята. Тут были и Рино, и Такеда. Садясь в одно из свободных кресел, Тимур засомневался — то ли это ему мерещится от усталости, то ли все действительно тайком за ним наблюдают.

Последним в зале появился пожилой японец среднего роста. Быстро, ни на кого не глядя, прошел через комнату к своему месту во главе стола. Тимур догадался, что сухощавый азиат с мигающими глазами цвета гречишного меда и есть таинственный Джеп. Черные брюки, дорогая темно-синяя рубашка; рукава слегка закатаны и открывают худые жилистые руки. На левом мизинце — отрощенный ноготь сантиметра два длиной. Голова почти полностью седая, но короткая прическа с торчащими волосами — совсем как у подростка.

— Добрый вечер, господа, — негромко произнес Джеп.

Все присутствующие, словно покоряясь какому-то безмолвному призыву, поднялись со своих мест. Старый японец обладал природным величием, которому позавидовали бы многие короли, которых за последнюю тысячу лет наплодила человеческая цивилизация. Встал и Тимур.

Кейтаро едва заметно кивнул:

— Садитесь, пожалуйста. — Подождал, пока все усядутся, и затем сам опустился в кресло. — Возможно, мои слова в существующих обстоятельствах прозвучат неискренне, но я рад вас всех видеть, господа. Рад, что мы наконец-то все собрались, — он говорил взвешенно, на практически идеальном академическом английском, сложив руки на столе. — Для новоприбывших — меня зовут Кейтаро Рока. Я основатель и в течение вот уже двадцати пяти лет бессменный руководитель проекта «NGF». Судя по обстановке, наше сегодняшнее собрание будет недолгим. Но все же постараюсь разъяснить суть проблемы, настолько, насколько это возможно. Перед началом предлагаю всем по очереди представиться, как это делают на научных конференциях, и назвать сферу своей деятельности. Начну с себя. Мое имя вы уже знаете. Когда-то я возглавлял одну из кафедр Токийского университета, — Кейтаро сделал паузу, но так и не произнес название своей кафедры. — В настоящее время занимаюсь нанотехнологиями, молекулярной биологией и программированием.

Передавая эстафету, Джеп кивнул своему соседу слева — самому пожилому из собравшихся, сидевшему с кислым, недоверчивым выражением лица.

— Ральф Доэрнберг, — отрекомендовался он. Единственными его выразительными чертами были высоченный лоб и большие уши. А еще — кожа. Кожа на его лице была серого оттенка, как это бывает у людей с сердечной недостаточностью. — Нейрохимик и нейрохирург. Мне 64 года, я из Виннипега, Канада. Это я в далеком 1984-м году изобрел техно-синапс, с чего, собственно, и началась вся эта история. — Канадец резко замолчал, словно испугался, что сболтнул лишнее.

Слева от Ральфа сидел высокий сорокалетний человек в простой клетчатой рубашке с высоко закатанными рукавами. С головой лысой, как яйцо.

— Алан Гринлон, Соединенные Штаты. Я — инженер. Окончил Техасский университет в Остине. Принимал участие в разработке микросхем для управляющих блоков межконтинентальных ракет. Вообще-то я не имею права разглашать эту информацию, но, поскольку мое пребывание здесь санкционировано Пентагоном, думаю, вы имеете право знать. Последние десять лет проектировал системы наведения и группового взаимодействия для истребителей пятого поколения «F-22 Raptor». О вашем проекте почти ничего не знаю. — Алан и вправду ничего не знал. Джефф привез его утром, перед тем как ехать за Тимуром и Емельяновым. — Выполнял для вашего проекта некоторые… гм… странные разработки. К примеру, этот ваш шлем с охлаждением…

— Достаточно, — оборвал его Кейтаро.

Знакомство продолжалось по часовой стрелке.

— Лаура Дюпре. Психиатр, — с ужасным акцентом представилась следующая участница совещания, выглядевшая как стопроцентная француженка. Короткие крашеные черные волосы, темные глаза, вытянутое лицо и чувственные крупные губы, на носу — очки. В свои тридцать она была самой молодой из присутствующих, если, конечно, не считать Тимура. — Я из городка По, это в Пиренеях на юге Франции. Училась в Париже, работала в частной клинике в Тулузе. Специализируюсь на расстройствах психики у детей. Интересуюсь проблемами сознания и подсознания.

Женщина слева от Лауры была гораздо старше француженки. Ее можно было бы назвать красивой, если бы не чрезмерная худоба и гранитная резкость черт лица.

— Тиана Эмерсон, PhD. Я из Бразилии, родилась в Ресифе, крупном курорте на восточном побережье, в семье богатого фабриканта. Окончила Стэнфордский университет в Пало-Альто, Калифорния; там же окончила аспирантуру. Диссертация была по микробиологии. Академическую деятельность забросила сразу и долгое время работала в частной лаборатории, пока не запретили эксперименты по генной модификации человека. Вернулась в Бразилию. В 1996 году познакомилась с Ральфом, после чего последние восемь лет работаю на «NGF».

Тиана Эмерсон отвечала за все, что касалось генетической коррекции «малышей». Еще до того, как они появились на свет. В течение 1997 года, когда «NGF Lab» превратилась в роддом, она практически единолично господствовала в лабораториях. Правда, в последние пять лет в этом проекте почти не участвовала.

Очередь дошла до сидевшего в конце стола русского, который вцепился в бумажный стаканчик с водой: