Артур Кларк - 2010: Одиссея Два

Я не говорю всей правды, подумал Флойд, вспомнив вход в атмосферу Юпитера. И неожиданно ощутил благодарность к Курноу: тот никак не дал понять, что удивлен его заботой о Жене…

Теперь, несколько дней спустя, мотивы собственного поступка уже не казались Флойду такими уж бескорыстными. Что касается Курноу, тот сдержал слово: посторонний решил бы, что он совершенно безразличен к Максу. По крайней мере, в присутствии Жени. Да и к ней самой инженер стал гораздо внимательнее – иногда ему даже удавалось рассмешить ее так, что она хохотала. Значит, вмешательство Флойда себя оправдало. Даже если, как он теперь подозревал, на это толкнула его самая обыкновенная ревность…

Палец потянулся к кнопке «Пуск», но мысль уже ускользнула. В разум вторглись образы дома и семьи. Флойд закрыл глаза, вспоминая самый торжественный момент в день рождения Кристофера – малыш задул на торте три свечки. Это происходило сутки назад, в миллиарде километров отсюда. Флойд прокручивал запись столько, что знал ее наизусть.

А мои послания, подумал Флойд, – часто ли Каролина дает их слушать Крису? Чтобы сын не забывал отца, чтобы узнал его, когда он вернется, пропустив еще один день рождения… Он почти со страхом думал об этом.

Но он не вправе был винить Каролину. Он-то уехал из дома на считанные недели. Остальное – сон без сновидений в межпланетном экспрессе… Для него. А для нее – больше двух лет жизни. Слишком много для молодой вдовы, даже временной.

Наверно, это просто депрессия, как и у других, подумал Флойд. Но он давно не испытывал столь острого чувства разочарования и даже отчаяния. В глубинах пространства и времени он, вполне возможно, потерял семью, и ради чего?

Хоть до цели рукой подать, она остается чистой, непроницаемой стеной сплошной черноты.

И все-таки – Дэйв Боумен когда-то воскликнул: «Боже! Он полон звезд!»

29. Непредвиденное

В последнем выпуске Сашиного бюллетеня говорилось:

Бюллетень русского языка №8

Тема: слово «товарисч» («товарищ»).

Нашим американским гостям: честно говоря, ребята, я уже забыл, когда меня в последний раз так называли. Для всех русских, живущих в XXI веке, это слово – в одном ряду с броненосцем «Потемкин», развевающимися красными флагами и Владимиром Ильичом, обращающимся к рабочим со ступенек железнодорожного вагона. Уже во времена моего детства вместо этого обращения употребляли «братец» или «дружок» – выбирайте по вкусу.

Флойд смеялся над прочитанным, когда по коридору обзорной палубы к нему подплыл Василий Орлов.

– Самое поразительное, товарищ, – сказал, усмехнувшись, Флойд, – что у Саши хватает времени не только на физику. Он постоянно цитирует стихи и прозу, а по-английски говорит лучше, чем, допустим, Уолтер.

– Из-за своей специальности Саша считается в семье – как это сказать? – белой вороной. Его отец руководил в Новосибирске кафедрой английского языка, и по-русски в доме говорили лишь с понедельника до среды, а с четверга по субботу – исключительно по-английски.

– А по воскресеньям?

– Немецкий или французский – через неделю.

– Я, кажется, начинаю понимать, что означает ваше понятие «некультурный». Оно для таких, как я. Но почему Саша с таким лингвистическим багажом вообще пошел в технику?

– В Новосибирске человек быстро разбирается что к чему. Понимает истинную цену профессий… Саша был талантлив и самолюбив.

– Как и вы, Василий.

– И ты, Брут! Видите, я тоже могу цитировать Шекспира… Боже мой! – крикнул Орлов по-русски. – Что это?!

Флойду не повезло – он парил в воздухе спиной к иллюминатору и не успел вовремя обернуться. А секунду спустя Большой Брат был уже прежним – бездонным черным прямоугольником, заслоняющим пол-Юпитера.

Но в этот краткий миг Василий увидел нечто совсем иное. Перед ним будто распахнулось окно в другую вселенную. Зрелище длилось мгновение и тут же исчезло. Но оно навсегда врезалось в его память.

Он увидел даже не звезды, а множество солнц, будто перенесся к самому центру Галактики. Привычное звездное небо по сравнению с этим великолепием было нестерпимо пустынным; даже могучий Орион был горсткой жалких искр, не достойной повторного взгляда.

Через миг все исчезло. Но не совсем. В самом центре черного прямоугольника светилась слабая звездочка. И она двигалась.

Метеор? Василий Орлов, научный руководитель экспедиции, оторопел настолько, что прошло несколько секунд, прежде чем он вспомнил – в безвоздушном пространстве метеоров не бывает.

Внезапно звездочка растянулась в светяющуюся черточку и еще через несколько мгновений исчезла за краем Юпитера. Но Василий Орлов уже пришел в себя и вновь стал холодным, бесстрастным наблюдателем.

Он понял, куда летит светящийся объект. Сомнений не было – его траектория была направлена к Земле.

V. Дитя звезд

30. Возвращение домой

Он как бы очнулся ото сна – или это было его продолжением? Звездные Врата захлопнулись позади, и он вновь был в мире людей – но уже не как человек.

Долго ли он отсутствовал? Целую жизнь… Нет, даже две жизни: одну в обычном времени, другую – в обратном.

Дэвид Боумен, командир и единственный уцелевший член экипажа космического корабля «Дискавери», угодил в гигантский капкан, установленный три миллиона лет назад и настроенный на строго определенный момент и на совершенно определенный раздражитель. Тот перенес его в иную вселенную, где он увидел удивительные вещи. Одни из них он теперь понимал, понять другие было не суждено.

Со стремительным ускорением он мчался бесконечными световыми коридорами, пока не превысил скорость света. Он знал, что это невозможно, но знал теперь, и как достичь этого. Справедливо заметил Эйнштейн: «Господь хитроумен, но не коварен».

Он миновал космический сортировочный пункт – Центральный Галактический Вокзал – и оказался рядом с умирающим светилом, «красным гигантом», защищенный неизвестными силами от его ярости.

Он стал свидетелем парадокса: увидел солнечный восход над солнцем, когда спутник гиганта, «белый карлик», поднялся в небо – ослепительный пигмей, волочащий за собой огненную приливную волну. Он не испытывал страха, лишь удивление, даже когда «горошина» повлекла его вниз, в пламенный океан…

… и когда он, вопреки здравому смыслу, очутился в фешенебельном гостиничном номере, в котором не было ничего необычного. Большинство вещей, впрочем, оказалось подделками: книги, журналы, видеофон, а консервные банки, несмотря на разные этикетки, содержали в себе одинаковую пищу, похожую по виду на хлеб, но на вкус совершенно неописуемую.