Андрей Архипов - Ник Испанец

Обвинялся он не много и не мало, как в изнасиловании двух малолетних подростков, на что были соответствующие заявления от родителей и результаты экспертизы. Так же имели место свидетельские показания еще двух мальчиков, которых он якобы склонял, и окончательно вся гнусность Тимохиной натуры подтверждалась снятыми данными с его компьютера, где он оказывается, не вылезал с детских порно сайтов. Тимоха в ответ на это потребовал адвоката и тут же огреб по роже толстой книгой. Доказухи, по словам следователя, хватало за глаза, будут проведены очные ставки с детьми и их родителями и пусть не сомневается, все там будет как надо. А от него, лишь требовался последний мазок к этой картине — признание на видеокамеру, тогда ему обещают вполне сносные условия содержания, передачи с воли, свиданки и защита от неизбежной агрессии сокамерников.

Альтернатива была совсем не веселая — за него еще никто всерьез и не брался, так слегка гладили. Но он обязательно узнает, как они умеют работать, за несколько дней ломаются все, без исключения. Этот следователь был явно мужик весьма не глупый и дал понять, что насчет Тимохи спущен приказ достигнуть результата любыми средствами, руки у него развязаны, а это значит, что впереди маячит прессхата с обязательным групповым изнасилованием и заражением туберкулёзом. А кому и где он так наступил на мозоль, его не волнует, свою работу он закончит, дело стандартное и препятствий он не видит. Но вполне можно договориться. Для этого Тимоха перестает тянуть его драгоценное время и делает все, что ему скажут, а следак максимально облегчает ему процесс пребывания в казенном доме. Люди мы разумные, жизнь друг другу усложнять не будем и т. д и т. п. сорок минут в таком тоне.

Потом его отправили снова в камеру, и следователь предупредил, что вызывать его больше не будет, Тимоха сам должен попроситься. Как так получилось, почему, у Тимохи сомнений не было, откуда растут ноги, тоже не имело большого значения, тут все, финиш похоже, доигрался в разведчиков.

Глава 42. Смотрящий

Кошмар, шок, отчаяние. Хочется убежать, спрятаться, забиться в угол. Жгучая зависть к птицам в небе, к животным, которые на воле, к простым работягам отработавшим трудовую неделю и едущим на дачу или рыбалку. Кто он сейчас? Бычок, которого уже загнали в тесную деревянную загородку, прикрутили веревкой рога к скобе, а забойщик лениво курит, перед тем, как здоровое, полное жизни животное перевести в состояние «мяса». Капкан, тупик, стенка, мысли о суициде. Тот вариант, что он пойдет на зону, пинаемый со всех сторон другими зэками, для него просто был не возможен. Свои боевые способности он не переоценивал, толпой задавят легко, а тяжесть и особая гнусность статьи подразумевала именно такое отношение. Но это в случае, если он признает вину, пока все отрицает, никто его не тронет, зэки — народ с понятием. Нет, гнать, гнать от себя эти мысли, гнать панику, это все рассчитанная ментами реакция, его как волка, ведут вдоль флажков в засаду. Спокойно, надо понять, что от него хотят, все происходящее обязательно имеет смысл, но надо понять какой. Его смерть? Ни в коем случае, хотели бы грохнуть — нафиг весь этот цирк с СИЗО и подставами. Было бы очень интересно симулировать суицид в камере, а там наверняка сидят их люди, помешают или нет? Не стоит, рискованно, вдруг помешать не успеют? Оставим это на крайний случай, что-то от него хотят, определенно. Загнать в угол, довести до отчаяния, а потом сделать предложение, за которое он ухватиться. Вариант второй — он заложник и кого- то им шантажируют. Возможно, видеозапись с прессхаты, куда его неизбежно бросят, будет весомым аргументом в каких — то переговорах.

Это все Тимоха прокрутил в голове по дороге в родную камеру, а там ждала новость, их хата, наконец-то, получила смотрящего. Крепкий, по пояс голый, в наколках парень, в полголоса, вел беседы с сидельцами. Беседовал не спеша, со всеми по очереди. Тимоха лег на свою койку и начал ждать, когда очередь дойдет до него, предвидя много не удобных вопросов.

— Здорово, Рембо!

Тимоха аж подлетел на койке и присел. Эту кличку знали только на свалке, тут ее не могли знать в принципе, прозвучало как пароль, и смотрящий скалил железные зубы, довольный произведённым эффектом.

— Давай не тяни, какими кренделями тебя следак кормит?

— Признание вышибают, бьют, обещают прессхату с петухами.

— Прессхаты не будет, именно для того я здесь. Прежнее сучье этапом угнали, новую никак сколотить не могут, все в отказ, даже самые отмороженные. Так что не бойся. Быстро им это дело точно не организовать, а там что — то придумаем. И вообще, что бы следак не пел, никто из нас тебя пальцем не тронет, мы уже маляву по всем хатам прогнали, что тебя менты по заказу трамбуют.

Ну наконец то! У Тимохи мощно откатило, мохнатая лапа, сжимающая сердце все эти дни мягко разжалась. Не забыли его, кто — то помогает и старается вытащить.

— Я, Рембо, про ваши расклады не в курсе, но за тебя очень серьезные люди вписались, пришлось немножко сроку взять, чтоб в эту хату заехать. Очень просили потерпеть, там какие — то переговоры идут и пока они не кончились, ничего твоей голове не угрожает, ну а задницу защитим, не бойся.

Урка довольно ощерился от своей шутки.

— Еще просили сказать, что тут тебе недолго осталось, но будь готов покинуть помещение внезапно и в любой момент. Не удивляйся ничему.

— Как мои там, семья? У жены инфаркт, наверно.

— А поговори с ней, спроси сам.

Смотрящий как фокусник, выдернул из кармана мобилу и сунул ее обалдевшему в конец Тимохе.

— Только смотри, лишнего не базарь, здоровье там, целую, приветик — записывать могут, запросто.

Глава 43. Одиночка

С Людой они проболтали минут двадцать приглушенным тоном, разговор обнадежил и несколько озадачил, там, на воле, прошел некий террор, допросы были у всех. У дочки с зятем, у Мишки, у всех друзей, обошли даже тех, чьи телефоны были в памяти мобильников. Везде по хамски, везде вопросы о наклонностях Андрея Николаевича то, что он злостный педофил, выставлялось как явный и доказанный факт. Но, через несколько дней, что то обломилось. Позвонил неизвестный милицейский чин и извинился за поведение своих сотрудников, сказал, что по делу Андрея Николаевича идет следствие и рано делать выводы, изъятые при обысках вещи вернули. И под конец, самое удивительное. Этот милицейский чин оставил свой телефон, и просил звонить не стесняясь, если повторится что то подобное. Свет в конце тоннеля горел все ярче и ярче.

А вечером у них на хате был жуткий шмон, его проводили не тюремные охранники, в камеру вломились здоровенные лоси спецназа ГУИН. Все перевернули вверх дном, все что можно изъяли и всех, без исключения, избили. Особенно люто молотили смотрящего, за найденную мобилу, пинало, на глазах у всех, несколько человек, но урка держался молодцом и ни разу даже ни пикнул. Под конец Тимоху заковали в наручники и волоком вытащили из хаты, там еще раз избили в коридоре, и сопроводили в одиночку. Три метра на метр, откидная шконка на цепи, стол. Он уже был наслышан о сидении в таких камерах, это жутко, гораздо хуже общей, где теснота, вонь, кишат паразиты, а люди спят по очереди. В одиночке человек замкнут, изолирован, через полгода сидения, можно запросто начать ловить чертей по углам.