Олег Дивов - Леди не движется – 2

– Ты меня – нет.

– Понимаю. Но… Делла, одно дело – знать рассудком, другое – сердцем. Я не могу поверить, у меня в голове не укладывается, что ты не любишь меня. Как же так, ведь любовь была, точно была…

Я оживилась и с интересом уставилась на него. Кающийся Макс – зрелище, которое стоит потраченного времени. Он винился так артистично, так вдохновенно, что глаз отвести нельзя было. И пусть я знала, что это сиюминутный порыв, что ни хрена ни в чем Макс не раскаивается, пусть я видела этот спектакль уже раз двадцать – он все равно пробирал до глубины души.

– …я понимаю, что сам все испортил. Своими руками. Послушай, Дел, я отлично все про себя знаю и никаких иллюзий не питаю. Я испорченный мальчишка, который никогда ничем не дорожил. Я презирал этот мир за то, что мне в нем было нечего любить. И тогда появилась ты. Те месяцы, которые мы были вместе, – это единственное время, когда я был счастлив. И я отлично понимал, какое ты сокровище. Знал, что я не заслуживаю тебя. Мне просто повезло, случайно повезло. Но теперь я живу в страхе, что потеряю тебя. Да, по собственной глупости. Но, ты думаешь, осознание своих ошибок помогает что-то исправить? Нет. Это осознание порождает лишь злость и желание любой ценой сделать все как прежде. Как в то время, когда мне не было страшно, что я потеряю тебя. Да, рассудок говорит, что я уже потерял тебя, давно потерял, то ли в армии, то ли еще раньше. Но я не могу с этим смириться. Я как утопающий, который свалился в воду посреди океана, он знает, что не доплывет, но все гребет, выдыхается из сил, но старается держаться на плаву. Я хватаюсь за каждую соломинку. Я надеюсь. Кажется, я перестану надеяться, только когда умру. Я просто не могу, не способен поверить, что все уже в прошлом, оно никогда не вернется, мне надо привыкать к новой жизни, которая мне не нужна, в которой не будет ни одного проблеска света. Два года я не видел тебя – и все два года прошли как в тумане. А потом мы встретились, и я проснулся. Ты такая же. У тебя тот же взгляд, та же улыбка. Я не чувствую равнодушия. Поэтому и не могу поверить, что ты больше не любишь меня. Как же так, ведь мы по-прежнему понимаем друг друга с полуслова, мы по-прежнему родные, близкие люди. Разве так бывает, когда любви уже нет? Разумом я знаю – бывает. А сердцем понять не могу. И чем чаще я вижу тебя, тем сильнее боюсь – вот, сейчас у тебя появятся другие интересы, для меня снова не останется места в твоей жизни. И я, наверное, грубо, наверное, бестактно – но я просто пытаюсь закрепиться. Хоть одним пальцем. Чтобы иметь хоть какую-то уверенность, что увижу тебя завтра, послезавтра, ты не исчезнешь навсегда. Что завтра, через неделю я снова получу подушкой по голове, потому что ты легла спать, а тут я со своей любовью, вот только меня тебе и не хватало, когда все мысли – упасть и чтобы никто не теребил…

Я не выдержала и рассмеялась. Макс понял, что прощен. Подался вперед, осторожно взял меня за руку.

– Делла…

– Макс, убирайся, – сказала я с улыбкой. – Ну вот честное слово, мне сейчас не нужен ни один человек в этом номере.

– Я никуда не пойду, – проникновенно сказал Макс. – Потому что я не слепой. У тебя уставший вид и пистолет под рукой. Ты работаешь по опасной банде. Я дурак, но два с двумя сложить умею. Ты ждешь очередного покушения. Так вот, если ты меня выгонишь, я сяду в коридоре под твоей дверью. И буду сторожить. Оттуда ты выгнать меня не сможешь. Но было бы лучше, если бы ты пошла спать, а я бы покараулил здесь.

– Макс…

– Дел, если тебя убьют, мне жить незачем, – откровенно сказал Макс. – На этом фоне вероятность, что меня самого ранят или грохнут, совершенно не пугает.

Я тяжело вздохнула.

– Макс, это моя война.

Ну да, черта с два его этим проймешь. Это Йена можно попросить уйти – и пойдет. Макс только плотнее усядется и будет ждать, когда его введут в курс последних событий. В крайнем случае – когда ему поставят конкретную задачу. И попробуй только не дать ему задачу – он сам найдет. Это, ребятки, принц. Человек, на генетическом уровне абсолютно уверенный в правильности каждого своего шага. И в том, само собой, что его присутствие уместно всегда и везде. Хуже Макса в этом отношении только Август. Август в подобных обстоятельствах способен выгнать тебя – но не себя.

Макс подошел, отодвинул столик с картами, присел передо мной на корточки. Потом качнулся вперед, опершись коленями об пол. Положил голову мне на ноги и трогательно вздохнул:

– Дел, я люблю тебя. Это факт. Ты никак не можешь повлиять на него. Ты можешь быть сколько угодно недовольна, что солнце встает, а Эверест замерзает, например. Но изменить это ты не можешь. Так и моя любовь. Ну да, такое вот я стихийное бедствие, хрен от меня избавишься…

– Про бедствие – очень точно подмечено. Сижу и думаю – за что мне оно?

– За то, что самая лучшая. Лучшим всегда поручают сложные задачи. Например, перевоспитать меня.

Моя рука совершенно непроизвольным жестом опустилась на его затылок, пальцы залезли в кудри. Красивые, блестящие, черные кудри. Макс, не поднимая головы, обнял меня.

– Я не собираюсь запирать тебя дома. Да что я, садист, по-твоему… Пойми, я действительно боюсь за тебя. С этими покушениями… сколько их было, два уже? Дел, с меня хватило твоей армии. Ты уходила за кордон, а я сходил с ума. Я думал, что сейчас у тебя спокойная работа, но когда я увидел ее своими глазами…

– Обычно она не просто спокойная, а почти скучная.

– Но риск остается.

– Риск остается у всех. И всегда. Вон, Грета Шульц – первая жертва. У нее в жизни вообще никакого риска быть не могло. И нате вам, убита. Кстати, про остальных хотя бы понятно, за что их убили. Но за что ее – мы уже головы сломали.

– Поэтому, если уж мне не удалось отговорить тебя от риска, я останусь с тобой. И буду охранять. Я не оставлю тебя, не надейся. Когда мы венчались, я клялся быть с тобой в радости и в горе. Для меня это не пустые слова. Ты можешь сказать, что мы разведены… но никто не освобождал меня от клятв, данных добровольно. Я не отказываюсь от своих слов.

Я молчала. Такой большой, теплый… В чем-то Макс был прав: ощущение общности, целостности у нас всегда было потрясающее. Чуть ли не с первой минуты знакомства. Я всегда знала, что Макс – мой. Совершенно мой, полностью. Мы действительно были частью друг друга.

Чип тихонько пискнул, я вскинулась, даже сердце забилось. И тут же сникла: нет, не Август. Эмбер. Я подумала – и не стала отвечать на вызов, послав в канал «извинительную» визитку, мол, не могу говорить сейчас, непременно перезвоню позже.

Эмбер… да, с ней я тоже поступила нехорошо. Завезла на Кангу и бросила там.

– Бросила? – удивился Макс, которому я пожаловалась на свой эгоизм. – Дел, она там счастлива. Она наконец-то избавилась от тотального контроля своей матушки. Эмбер звонила мне вчера, у нее все хорошо, и больше всего она не хочет уезжать. Матушка в жизни не позволила бы ей гладить диких зверей – это же негигиенично, опасно, они укусить могут. Стрелять не позволила бы, ездить верхом, одевшись в камуфляж, – это не для девушки из приличной семьи…