Отмель - Илья Сергеевич Ермаков
Дождь усилился. Мама знала, что такой дождь продлится недолго. Но она все еще может им насладиться.
«Время пришло».
И Мама вынимает беруши из ушей – мир снова полон долгожданных прекрасных звуков.
Она открывает пачку сигарет, вынимает одну, смотрит на нее со всех сторон, прокручивая между пальцев.
Мама говорит и наконец слышит свой собственный голос:
– Я не курила после рождения дочери. Бросила. Так давно это было. Помню, как мы с тобой забирались в какой-нибудь подъезд, когда начинался такой же дождь, как этот, и курили, курили, курили. У тебя всегда были сигареты. Как мне это нравилось. Я чувствовала себя крутой. Почти королевой мира.
Она зажгла сигарету и посмотрела на тонкую струйку дыма, выстрелившую из искрящегося алыми огоньками кончика.
– Люди ведь так делают, да? Они приходят на могилы и начинают общаться с умершими близкими людьми. Но почему бы нам не поговорить вот так? Что скажешь? Ведь не важно, где я нахожусь – у могилы или…
Мама поднесла сигарету к губам и снова остановилась, отправив свой взгляд куда-то в дождь.
– Прости, что не забрала твое тело. Нам надо было срочно выбираться из того чертового торгового центра. Я спасала детей. Понимаешь? Там все рушилось. Мы могли остаться там под завалами, а еще дочь… в общем… прости меня за это, ладно? Если ты видел, я делала все, что могла… я думала только о них. Только о них…
Она уже хотела оставить сигарету между губ, но потом опустила взгляд вниз и добавила:
– Простишь меня, малышка? Это всего лишь одна сигарета. Мама давно не курила, и я просто… прости…
Мама наконец зажала сигарету между губ. Она хотела вдохнуть дым, но задержала дыхание. Она просидела, не дыша, почти пять секунд, а потом взяла сигарету двумя пальцами, вынула изо рта и опустила руку.
– Мама не хотела, чтобы я за тебя выходила замуж. Она считала, что мы… делаем все быстро. Куда-то торопимся, чего-то не понимаем. Она знала о твоей репутации во дворах. Тот самый парень, который переспал со всеми, с кем только можно было переспать. Я тоже это знала, но делала вид, что ты девственник. Нелепо, правда? Смешно. Но я все равно согласилась с тобой встречаться, когда ты это предложил. Словно, я тебя совсем не знала. А ведь… я знала, да, все о тебе только и говорили. Шептались. Шушукались. Сплетничали. И я вместе с ними. А потом этот парень стал моим мужем. Долго поглядывал на меня, а? Признавайся! Конечно, они все были не так хороши в постели, как я, да? Потом мама привыкла к тебе. Она тебя сильно полюбила, увидев, каким ты стал мужем и отцом. Ты – хороший отец. Правда. Лучший. Я бы без тебя не справилась.
Она не поднимала руки, а продолжала говорить, почти не моргая, глядя в водяную пелену, вслушиваясь в шум ливня.
– Я знала, что ты спал с ними, когда я была беременна. Всегда знала. И мама скорее всего догадывалась. Мне оставалось только надеяться на то, что все заканчивалось, когда у нас рождался новый ребенок. Я не держу зла. Правда. Уже точно не держу, если и было что-то. Говорила ли я себе, что все не так? Говорила. Но я ведь всегда знала. И про тебя. И про это все. И мама… в общем, сейчас это совсем неважно. Спасибо тебе за дом. Ты предоставил нам потрясающий дом. Помню, как ты впервые показал его мне. И там стояло пианино. Помнишь? Ты проводил меня в комнату, закрывая мне глаза ладонями. Прямо как… в романтических комедиях, ей богу! А потом показал мне пианино, этот дом, море, пляж… Ты сказал, что мы будем сюда приезжать каждое лето, а в итоге приехали сюда раза два или три – уже не помню. И никогда не оставались здесь надолго. Но это восхитительное место, правда. Ты очень много сделал для нас. И кто бы мог подумать, что этот дом сыграет такую роль в нашей истории, а? Теперь это наше единственное надежное укрытие. Ты, словно, знал, что такое может случиться и обустроил его для нас. Конечно, ты ничего не знал. Никто не знал. Все случилось так быстро, что…
По ее щекам медленно потекли слезы.
– Ее болезнь становится сильнее. И я не знаю, как мне быть. Мало того, что дети пострадали, так еще и она. Знаешь, порой я вижу это в ее взгляде, она… замирает. Замирает так, будто пытается что-то вспомнить. Что-то простое, понятное, незначительное, но не спрашивает, потому что не хочет пугать. Потом она либо вспоминает это, либо продолжает жить в забвении. Как будто… в один момент что-то в ней переключается и даже… выключается, и она уже не та, а другая. Она как… ребенок. А потом она возвращается к своей роли, снова становится бабушкой, а не той старой женщиной, которая со дня на день забудет, как зовут ее внуков. Если уже не забыла.
Пепел медленно капал на деревянные влажные доски. Лужи поднимались над травой. Дождь оказался сильнее, чем она ожидала.
– Я слышала, что это передается по наследству. Не знаю, не думаю… что это случится со мной. И это только потому, что я не чувствую… не чувствую, что доживу до этого. Я не хочу тебя пугать, но, правда, я ощущаю эту жизнь уже давно. С каждым днем мне кажется, будто я приближаюсь к порогу смерти. Что завтра наступит последний день, а он не наступает. И я снова просыпаюсь, кормлю Кошку, готовлю завтрак, помогаю маме собраться и выйти к детям. Помогаю дочери умыться, переодеться. Как дела у сына? Кошмары его мучают. Ты можешь с этим что-то сделать? Если можешь, то я бы была тебе благодарна. Если у тебя есть возможность прогнать тех, кто его мучает, то сделай это. Пожалуйста. Потому что мне уже самой страшно. Когда я нашла его рисунки, то… кажется, что в следующий раз я сама их увижу, потому что теперь могу представить, как они выглядят. Почему такая цена за жизнь? Мы вчетвером… мы выжили в тот день… я не произносила это вслух, но… помнишь Олю Синицыну? Я тебе вообще про нее мало говорила. Она угрожала мне тем, что обвинит меня в причинении телесного вреда, если я не отправлю ее на районный конкурс. Она была готова бить себя, ломать пальцы, резать руки… и в тот
