Александр Селецкий - Дети, играющие в прятки на траве

— Для кого это — для вас?

— Для папы и для мамы, ну, и для меня. А что такого? Мне об этом можно знать, а им — нельзя? Ведь это же не наш с тобой секрет, надеюсь…

Я ответить не успел. За поворотом мраморной дорожки, с двух сторон обсаженной высокими кустами и ведущей как раз к нам — к беседке, где я и застал Харраха, вдруг раздались голоса, и почти сразу перед нами появились двое: сам Яршая и какой-то совершенно незнакомый человек. Возможно, гость из города — у нас-то всех в округе я отлично знал: пускай и не здоровался за ручку с каждым встречным, так на самом деле не бывает, но уж лица точно помнил.

— А, кого я вижу! Питиримчик собственной персоной! — радостно приветствовал меня Яршая. — Здравствуй. Ты… по делу или как?

— Добрый день, — ответил я, смущаясь неизвестно отчего. Не буду же я все выкладывать при постороннем! — Просто так… Вот… забежал к Харраху. На минутку.

— Ну зачем же на минутку? Так не поступают. Разве ты спешишь? — Яршая с укоризной глянул на меня.

— Нет, — покачал я головой.

— Вот и отлично! Мы сейчас пойдем пить чай. Все вместе… Доктор Грах — милейший человек. Вы не знакомы? Ах, нуда, он прибыл к нам в больницу только нынче утром. Будет нас лечить. Теперь, надеюсь, хворых не останется совсем. А это — Питирим, сын вожака Бриона, нашего соседа, очень славный мальчик, любит музыку. (Тут он конечно же загнул, я музыку не больно жаловал, а если слушал и хвалил — то это ведь из вежливости, чтоб хозяина не обижать!)

Яршая был толстенький, маленький, лысый, очень подвижный человечек с широким приветливым лицом. Он знал массу самых немыслимых историй из далекого прошлого и вечно носился с каким-нибудь очередным своим сногсшибательным опусом. Энергия в нем била через край, хотя уже годков ему было немало — лет под шестьдесят, наверное. Его я искренне любил и уважал. Душевный дядька! И тем удивительней, что многие к нему, я знаю, относились без почтенья и настороженно. На Харраха он не походил совсем, однако это не мешало ему искренне, обняв сынка за плечи, приговаривать с особой, горделивой радостью: «Мой отпрыск. Истинное чадо!» А вот доктор Грах мне не понравился нисколько. Был он худ, высок и прям, точно к его спине — однажды и навеки — привязали палку, так что ни согнуться, ни ссутулиться хоть малость он уже не мог. Длинные черные волосы спускались за ушами и, как диктовала нынешняя мода, были связаны в изящные пучочки — с каждой стороны по паре. Но особенно мне не понравился взгляд Гра-ха — очень быстрый, словно режущий, и вместе с тем тяжелый, я сказал бы, угнетающий какой-то. По всему — недобрый человек, а вот Яршая с ним, поди ж ты, и приветлив, и учтив, и ласков, даже что-то дружеское было в том, как обращался он к приезжему врачу. И странно, отчего это вдруг Грах, едва прибыв, помчался в гости к музыканту? Почему не к нам, к примеру, если уж намерился визиты наносить? Ведь мой отец-то будет поважнее!.. Может быть, они приятели с Яршаей — встречались еще прежде? Или, может, он поклонник композитора? А что, таких фанатиков, я слышал, много. Только он не больно-то похож на почитателя, не из балдеющих ценителей, как я себе их представлял. Скорей — наоборот. Скорее уж Яршая перед ним готов пошаркать ножкой — и не думает стесняться… Темный лес! Пойди пойми их, этих взрослых!

— Ты, кажется, закончил собирать, сынок? — участливо спросил Яршая.

— Да, пап, готово. Я сейчас все отнесу в дом. Но вот… — неожиданно Харрах замялся.

— Ты хотел мне что-то сообщить, сынок? — Яршая, наклонясь вперед, забавно надул щеки и приставил к уху мягкую широкую ладонь. Когда он что-то плохо слышал или удивлялся, то частенько эдак поступал…

— Да… в некотором роде… — мой приятель чуть помедлил и исподтишка взглянул на Граха, из чего я догадался, что и он совсем не знает гостя. Но отец, заметив этот взгляд, лишь коротко и ободряюще кивнул: мол, с этим человеком можешь не секретничать, он — свой. Вот интересно!.. — Питирим мне рассказал, — с запинкой сообщил Харрах, — что послезавтра… ну, начнется. Будет рейд.

Я было возмутился: как же так, ведь это ж я ему принес известие-, пусть всей его семье, согласен, тем не менее не для того, чтоб он кому-либо еще… Но тотчас же подумал: а чего я, собственно, имею против? Слава богу, я не выставлял заранее условие, не оговаривал, кому об этом можно сообщить, кому — нельзя. И все-таки мне было чуточку досадно: мой секрет катастрофически терял в цене.

— Где — рейд? У нас… или везде? — В глазах Яршаи загорелся странный, непривычный огонек. И сразу же погас, сменившись прежним кротким выражением, которое я так любил… Грах возвышался рядом — с абсолютным безразличием на длинном, идеально выбритом лице. Как будто разговор шел на чужом и непонятном языке.

— Ну, в общем… Это только слухи… — я уклончиво развел руками. Но теперь и доктор Грах метнул в меня свой сумасшедший взгляд, после которого я вдруг почувствовал себя ничтожеством и все во мне словно опало, выцвело и ссохлось. — Вроде — да. У нас. В округе.

— Так ему отец сказал, — поспешно уточнил Харрах. — Сегодня. Верно?

Я кивнул.

— Тебе? — Грах снова жестко глянул на меня. И я невольно подивился: до чего ж приятный у него был голос — эдакий глубокий, сочный баритон. Как у заправского певца. Яршая мне не раздавал послушать оперы — и старые, и новые. Я мало что уразумел, однако пели там — отменно, это уж я понял…Вот бы этот голос запустить в эфир, но только чтобы самого лица не видеть!.. — Именно тебе? — не унимался Грах.

С каким громадным удовольствием я бы послал его куда подальше, чтоб не лез, когда не просят, но… Что-то подсказало мне: с этим человеком надо быть предельно откровенным, так потом спокойней выйдет…

— Нет, — ответил я со вздохом. — Разговаривали взрослые, а я… подслушал.

— Умный мальчик, — то ли насмехаясь, то ли одобряя, молвил Грах. — Услышал — и помчался сообщать. Ты далеко пойдешь, дружище.

— В другой раз промолчу, — угрюмо огрызнулся я.

— Другого раза может и не быть, — с неясною печалью возразил мне Грах. — Нет, ты все верно сделал. Уж по крайней мере не ошибся адресом… Насколько я могу судить, отец твой совещался с кем-то? Так?

— Н-ну…да. Наверное.

Ужасно не люблю быть в глупом положении! И вечно вляпываюсь — как последний раздолбай…

— С кем шли переговоры — вычислить нетрудно, — Покивал с бесстрастным видом Грах.

— Я потому стал уточнять, мой милый Питирим, — проникновенно, будто извиняясь, вновь заговорил Яршая, — что… ну, словом, ежели везде, то мне последует немедленный заказ на траурную музыку, а доктору придется срочно подготовиться к приему новых пациентов. Впрочем, в любом случае ему работа, к сожаленью, будет…