Дэшилл Хэммет - Космопорт, 2014 № 03 (4)

— Да так же, как и ты. Жить мешали.

— А пушку где взял? Как пронёс? Там, наверно, охраны было — таракану не прошмыгнуть!

— Я прошмыгнул, — сухо ответил Гаврилов.

Турриане не умели ни улыбаться, ни хмуриться. Свои эмоции они выражали оригинально: в хорошем настроении сильно отгибали уши вперёд и топорщили шерсть на бакенбардах, в плохом — поступали ровно наоборот.

Гаврилов отметил, что Раунаг, два последних года возглавляющий туррианскую миссию, был в великолепном расположении духа. Его уши оттопырились так, что торчали почти перпендикулярно вискам, распушённые бакенбарды выглядели как наэлектризованные. Ещё бы: через полчаса ему предстояло пролонгировать с генсеком ООН договор о взаимовыгодном сотрудничестве. В чём состояла выгода инопланетян, до сих пор оставалось загадкой, поэтому было принято считать, что альтруизм у гостей в крови. «Бдительные», правда, имели своё мнение на этот счёт, но даже просто разделять его являлось делом подсудным.

На съёмку отвели ровно две минуты. Получив отмашку, репортёры ринулись вперёд. Казалось, бесцеремонная, пихающаяся локтями толпа вот-вот захлестнёт и лопоухого туррианина, и генсека с приклеенной к лицу белозубой улыбкой. Но в следующий миг репортёры словно наткнулись на препятствие и растеклись по дуге. Трудно было отделаться от мысли, что взгляды одинаковых, как манекены, секьюрити обладали материальной силой и создали вокруг обоих ВИПов невидимую стену.

Когда репортёры бросились увековечивать исторический момент, Гаврилов не последовал их примеру. Он сделал лишь один широкий шаг и, убедившись, что коллеги надежно заслонили его спинами от охраны, начал действовать — отработанно, на «автомате». Сперва одним движением отсоединил от своей фотокамеры массивный объектив. Затем, нажав на неприметную кнопку, трансформировал его в странную на вид трубку втрое большей длины. Этим оружием его снабдили «Бдительные». В дьявольской штучке, замаскированной под профессиональный «Никон», не было ни грамма металла — только сверхпрочные композиты. Поэтому её не распознавали никакие детекторы.

Гаврилов сразу высмотрел в отделяющей его от мишени живой стене слабое звено — коротышку-японца. Он схватил его за шиворот, рванул к себе и скользнул на освободившееся место. Затем вскинул оружие и нажал на спуск. Промахнуться с такого расстояния было невозможно.

Пули покидали ствол с ненатурально тихим звуком, будто стрельба велась резиновыми присосками из игрушечного автомата: чпок, чпок, чпок… Но после каждого «чпока» в груди Раунага, обтянутой серебристой переливчатой тканью, появлялась новая дырка, и из неё выплескивался фонтанчик малиновой жидкости.

Всё произошло так быстро, что лишь после энной дырки ближайший охранник в прыжке вырвал у Гаврилова оружие. Затем оба секьюрити с хрустом заломили ему руки за спину.

Следующее утро он встретил в стенах знаменитой нью-йоркской тюрьмы Рикере. Помимо прочего, в камере-одиночке был головизор с четырьмя каналами — протестантским, католическим и двумя новостными. Первые два Гаврилов игнорировал, а от просмотра новостей испытывал мрачное удовольствие: его фамилия, сопровождавшая теперь уже исторические кадры из штаб-квартиры ООН, звучала почти непрерывно. Порой казалось, что ведущим с разным оттенком кожи платят отдельно за каждое упоминание сумасшедшего русского.

Только имя Раунага они произносили ещё чаще — сводки о состоянии его здоровья передавались каждые десять-пятнадцать минут. В первый момент, узнав, что туррианин жив, Гаврилов впал в ступор. Стоял столбом посреди камеры, очумело уставившись в экран, и повторял вслух: «Не может быть, не может быть, не может быть…» Потом попытался убедить себя, что с изрешечённой грудной клеткой никто долго не протянет, будь он хоть трижды пришелец. Но сводки звучали всё оптимистичнее, и однажды было объявлено, что глава инопланетной миссии идёт на поправку. Хвала живительной фири! Точнее, одному из чудо-препаратов на её основе. Он ещё не прошёл клинических испытаний, но уже доказал, что может возвращать полупокойников с пути на тот свет…

Когда Гаврилов узнал об этом, он целую ночь ворочался, не в силах заснуть. А наутро испытал неожиданное для него самого облегчение. Да, Раунаг выкарабкался, но игра ещё не кончена. Совсем нет!

Судьба первого межпланетного террориста решалась в переговорах между властями США и России. Наконец формальности были улажены, и Гаврилова отправили на родину — дожидаться суда.

— Мало кто обратил внимание на эту деталь, — говорил с экрана розовощёкий прилизанный ведущий. — А она весьма любопытна! В тысяча девятьсот четырнадцатом году некий Гаврила Принцип застрелил австрийского эрцгерцога Фердинанда. А сто двадцать лет спустя Александр Гаврилов совершил первое в истории человечества покушение на инопланетянина. Обратите внимание — Гаврила и Гаврилов! Первый теракт вверг сотни миллионов людей в мясорубку мировой войны. Второй, окажись турриане ярыми ксенофобами, мог послужить поводом к уничтожению всей земной цивилизации. К счастью, наши гости настроены гуманно. Они рассчитывают, что суд над преступником будет справедливым и беспристрастным…

— А все-таки, Гаврик, я не пойму, — сказал Мишаня. — Чего ты добился? Ну, шмальнул в одного, а толку-то? Что изменится?

— Многое. — Гаврилов кивнул на экран. — Вот он говорит про справедливый беспристрастный суд.

Мишаня хмыкнул.

— Мало ли что какой-то фраерок базарит. Они мастера пургу гнать — работа такая. Всё уже давно решено и обговорено с макаками. Тебе дадут пожизненное, тут и гадать нечего. Будешь сидеть, пока не зажмуришься.

— Пусть! — упрямо тряхнул головой Гаврилов. — Я знал, на что шёл. Главное, что не прикончили — тогда всё было бы впустую.

— А так — не впустую?

— Так — нет. Уже объявлено, что суд будет открытый. Сами турриане настояли. Думают, мир посмотрит на меня и ужаснётся, детей станут пугать таким чудовищем. А чудовищу только этого и надо! Я уже давно приготовил речь, которую скажу на суде. Она здесь, — Гаврилов ткнул себя указательным пальцем в лоб, — вся, до последнего слова.

— И что будешь втирать?

Гаврилов с неприязнью посмотрел на Мишаню. Он злился на себя, как любой неглупый человек, сознающий, что мечет бисер перед свиньями. Но остановиться уже не мог:

— Люди не любят правды. Им приятно себя обманывать, делать вид, что всё прекрасно, а завтра будет ещё прекраснее. Но я встряхну заплывшие жиром мозги. Докажу на пальцах, что турриане собираются прибрать нашу планету к рукам. Наверное, сделать это силой им запрещают какие-то моральные устои. Тогда они придумали хитрый ход — уничтожить земную экономику. Сделать так, чтобы мы стали зависимы от этой чёртовой фири, как наркоман — от дозы. С тем, кто прочно сидит на игле, можно делать что угодно, правда ведь? Поэтому я не жалею, что стрелял в Раунага. Пусть для кого-то он милый, обаятельный, пушистый — мне плевать. Тот, кто пришёл к нам с камнем за пазухой, другого не заслуживает. Но ещё больше ненавижу толстосумов из Ф-корпораций. Вот кто самая мразь! Они не дураки — видят, к чему всё катится. И при этом продолжают как ни в чём не бывало делать миллиарды. Жадность — сильное чувство! Видно, рассчитывают уцелеть под обломками, когда весь мир рухнет. Крысы и тараканы самые живучие, верно? Но я об этой падали много чего знаю — у нас на каждую корпорацию собрано досье. И когда я озвучу хотя бы главное…