Гарри Тертлдав - Рассказы

— Может, ты срыгнул? — пробормотал Пит. Подбородок Дага был мокрым, но такое случалось часто. Это была слюна, не свернувшееся срыгнутое молоко. Пит пощупал простыню. Она тоже была сухой. Зато стоило отцу нагнуться, как Даг замахал ручонками и заверещал еще громче.

— Да не уроню я тебя, — сказал ему Пит, хотя на секунду подобная мысль показалась ему соблазнительной возможностью заставить эту визжалку замолчать.

Он пощупал лобик сына — нет ли у того температуры. Лоб был прохладный. Он сунул ему в рот палец и провел по деснам — не режутся ли зубы. Еще рано, конечно, но все возможно. Все возможно, но зубов не было.

— Что там у вас? — послышался из спальни голос Мэри.

— Он меня кусает. — Пит вспомнил, что он говорил за завтраком пару недель назад и добавил: — Возможно, он делает это нарочно.

Он взглянул на Дага, который все не прекращал вопить, теперь, вероятно, в знак протеста на присутствие в его рту предмета, никак не напоминавшего сосок. И тут Даг встретился взглядом с Питом. На мгновение он прекратил плач и наклонил голову так, чтобы посмотреть на отца искоса. Взгляд был самодовольным, но в нем было и еще кое-что. «НУ ЧТО, ПОЛУЧИЛ?» — показалось Питу.

— Что, сукин ты сын? — сказал он. Он не осознал, что произнес эти слова вслух, пока его не окликнула Мэри.

— Что с ним? Он что, обкакался?

Пит открыл рот, чтобы ответить, но так и остался сидеть с отвисшей челюстью. Что он собирался сказать ей? Что девятинедельный младенец помешал им из вредности? Что он сделал это нарочно? Она подумает, что он сошел с ума — он, Пит, не Даг.

Он и сам бы не поверил в такое, скажи ему это кто-нибудь другой. Даг снова заплакал. Теперь у него на лице было обычное младенческое выражение: глаза крепко зажмурены, щеки надуты, рот широко разинут. Но Пит не сомневался в том, что он видел. Это выражение не могло появиться на лице ребенка, у которого даже не начали резаться зубы. Последний раз Пит видел такое выражение, когда ему было девятнадцать лет и его кузен Стен подшутил над ним, за что кузена пришлось поколотить.

— Пит?

Надо было что-то сказать.

— Я не знаю, в чем дело. Он просто орет и не думает заткнуться.

Он услышал, как Мэри вздохнула.

— Иду.

Она появилась в джинсах, что послужило Питу болезненным напоминанием о том, что НЕ произошло. Но Мэри уже не думала ни о чем, кроме Дага.

— Давай его сюда.

Пит передал ей малыша. Тот не замолчал, и оказавшись на руках у матери. Говоря точнее, он не замолчал до часа ночи. До этого времени Пит с Мэри по очереди подбрасывали орущее чадо, пока у обоих не заболели ноги, и танцевали с ним под хард-рок, пока соседка не постучала в стену, чего раньше никогда себе не позволяла.

Когда Даг в конце концов сдался и заснул, он лежал на руках у Пита, которого не интересовал ни секс, ни что угодно другое — только бы рухнуть. Он понес Дага в детскую.

Ребенок открыл глаза. Пит сжался. До рождения Дага Пит ни за что не поверил бы, что нечто, весящее двадцать фунтов и с трудом держащее голову, сможет заставить его сжаться. Теперь он знал лучше. Он без особого успеха попытался подготовить себя к новому раунду воплей.

Но воплей не последовало. Вместо этого Даг бросил на отца еще один издевательский взгляд искоса, вздохнул и уснул.

— Ну что, маленький сукин сын? — прошептал Пит. — Ты все-таки сделал это нарочно.

Еще одно, чего он не знал раньше, — это то, до какой степени можно злиться на ребенка.

Даг спал почти двадцать минут.

Возвращаясь в мыслях к этому моменту, Пит решил, что подлинная война между ним и сыном началась именно с той ночи. Он был крупный, взрослый мужчина. По логике вещей все преимущества должны были бы быть на его стороне. Он то и дело напоминал это себе, укачивая сына и изо всех сил желая, чтобы это визжащее, извивающееся существо у него на руках наконец-то замолчало.

Но одного желания было недостаточно. Логики — тоже. Даг не умел воспринимать логику. Он умел только издавать звуки, зато такой интенсивности, что любой электронный усилитель ему и в подметки не годился.

Даг не старался свести с ума Мэри. Когда они с ней оставались вдвоем, Даг вел себя как обычный ребенок: иногда плакал, иногда нет Ей доставалось только рикошетом от их войны с Питом. Впрочем, как и всем остальным в радиусе полумили.

Пит начал проводить по возможности больше времени вне дома. Беда была в том, что этого все равно было мало. И потом, он не принадлежал к числу тех, что способны час за часом торчать в баре, потягивая пиво. Он предпочитал пить дома: так выходило дешевле, да и общество (источник устрашающе бешеных воплей не в счет) приятнее.

Растягивание дороги в магазин на лишних десять минут или изобретение повода сбегать на полчаса на рынок не приносило особого облегчения. Кроме того, Мэри тоже начинала дуреть от сидения дома, тем более наедине с Дагом, и как следствие стала изобретать собственные предлоги выйти из дома.

Пит даже связался с университетом на предмет досрочного выхода из отпуска.

Смех декана не предвещал ничего хорошего.

— Что, ребенок оказался утомительнее, чем ты думал, Питер? — Дэвид Эндикотт сменил тон на серьезный. — Дело даже не в том, что я буду выглядеть круглым идиотом, если уволю заместителя, принятого на работу всего полгода назад Я надеюсь, ты поймешь меня: мы уже утвердили бюджет, так что все равно не сможем платить тебе до следующего сентября. На дворе восьмидесятые, Питер. Денег за просто так не платит никто.

— Знаю. Все равно спасибо, Дэвид. — Питер повесил трубку. Он снял очки, наклонился и потер глаза тыльной стороной ладони. Он знал ответ Эндикотта еще до того, как набрал номер. Правда, то, что он заговорил об отсутствии средств, было плохим знаком.

Даг снова завел свое; на этот раз он спал совсем недолго. Мэри не слышала разговора Пита по телефону, но Дага не услышать было невозможно.

— Возьми его, ладно? — крикнула она из кухни. — У меня руки жирные.

— Идет. — Пит медленно пошел в детскую. Неожиданно он размахнулся и со всей силы ударил кулаком по стене. Руку пронзила боль.

— Что это было? — воскликнула Мэри.

ТВОЙ МУЖ, НЕ УДАРИВШИЙ СВОЕГО СЫНА. Пит обкатывал эти слова во рту, пытаясь услышать их ушами Мэри. Не пойдет. Она испугается. Да он и сам их боится.

— Это старая сука за стеной, — ответил Пит после паузы, которой, он надеялся, она не заметила, — требует, чтобы Даг замолчал.

Он не мог припомнить, когда в последний раз врал Мэри по серьезному поводу.

— Пусть сама идет к черту, — недовольно сказала Мэри. Тигрица, защищающая детеныша, подумал Пит. Нет, он не мог говорить ей то, что чуть было не сорвалось у него с языка. Эту тайну, этот стыд придется нести в одиночку.