Александр Бушков - Провинциальная хроника начала осени

14. ВЕЛИКИЙ ПУТЕШЕСТВЕННИК ВЕРНУЛСЯ

- Выходит, ты - Одиссей, царь Итаки, - с улыбкой сказал Гомер. - Тот самый, что десять лет после падения Трои странствовал по далекий морям?

Человек торопливо кивнул, словно боясь, что ему не поверят.

- Хитроумный Одиссей, один из тех, чьими усилиями была взята Троя, сказал Гомер. - Ведь это ты придумал спрятать воинов в огромном деревянном коне? Об этом знает каждый мальчишка.

Он посмотрел Одиссею в глаза, смотрел долго, и наконец Одиссей отвел взгляд, пробормотал чуточку смущенно:

- Ну, предположим, дело обстояло немного не так...

- "Немного" - очень хорошее и удобное слово, - сказал Гомер. - Оно такое растяжимое, в него порой столько вмещается. Значит, после падения Трои, когда вы отправились восвояси, обремененные добычей и славой, боги наслали на твой корабль ураган и загнали его неизвестно куда. И это тоже всем известно. Но, судя по твоему смущению, ты намерен заявить, что и здесь все обстояло "немного" не так?

Одиссей посмотрел на него и впервые подумал, что притворная мягкость этого голоса напоминает кошачьи лапки со втянутыми до поры когтями. Он сказал осторожно:

- Да, немного не так.

- Любопытно бы знать, - сказал Гомер, - что подумали боги, узнав, что они, оказывается, принимали такое деятельное участие в твоей судьбе?

В глазах Одиссея зажглось беспокойство.

- Ты считаешь, они рассердятся, узнав, что им приписываются вещи, которых они не...

- Не думаю, что они будут так уж сердиться. Боги, как женщины, предпочитают, чтобы о них лучше сплетничали, чем молчали вообще. Воздух полон богов - гласит наша пословица. Так какая, в сущности, разница? Итак, что же привело тебя ко мне, любезный Одиссей?

- Я вернулся в Грецию лишь несколько дней назад, - сказал Одиссей. - И узнал, что некий Гомер из Афин пишет поэтическую историю моего плавания. Конечно, я удивился: о том, где я был все эти годы и что делал, знаю только я. Потом я прочитал написанное тобой и удивился еще больше.

- Хочешь сказать, что теперь у меня "немного" не так?

- Да все не так, разумеется, - сказал Одиссей. - Не был я ни у лестригонов, ни у лотофагов. Их и нет-то, наверное, - лотофагов. Не делил я ложе ни с какой Навсикаей. И откуда, скажи на милость, ты взял Сциллу и Харибду? Ничего подобного на свете нет, уж я-то знаю, я избороздил Ойкумену из конца в конец.

- Видишь ли, творчество имеет свои законы, - с оттенком снисходительности сказал Гомер. - Ты храбрый воин и опытный мореход, но сейчас ты вторгаешься в область, где, прости меня, являешься полным невеждой. Законы творчества...

- Причем тут законы? Не было ничего подобного! Ты все выдумал от начала до конца!

Он смотрел упрямо и не собирался отступать.

- Ну что ж, - сказал Гомер. - А где же, в таком случае, позволь узнать, тебя десять лет носило?

Раздражения в его голосе не было, он скорее забавлялся.

- Я вышел за Геркулесовы столпы. Ненадолго задержался в Атлантиде. И поплыл дальше, туда, где садится солнце. - Его лицо стало одухотворенным и мечтательным. - И я открыл, что океан не бесконечен, Гомер, и за Атлантидой лежат новые земли, неизвестные страны. Там строят огромные пирамиды, немного похожие на египетские, и там поклоняются богам, чьи имена почти невозможно выговорить. Там умеют с непостижимой точностью рассчитывать пути звезд, там есть птицы, которые умеют говорить по-человечески, но нет лошадей. Там...

- Скажи, пожалуйста, - оборвал его Гомер. - И там ты прожил все эти годы?

- Да, - сказал Одиссей. - Просто жил. Вообрази, как я удивился, когда вернулся и узнал, что ты, оказывается, написал о моих десятилетних странствиях. Твой труд, Гомер, несмотря на все его достоинства, ничего общего не имеет с истиной.

- А что такое истина, любезный мореплаватель? - с улыбкой спросил Гомер. - Это понятие поддавалось и поддается всевозможным толкованиям. Созданная мною насквозь вымышленная история твоих путешествий известна тысячам людей, твоя подлинная - тебе и горсточке твоих спутников Что же, спрашивается, весомее?

- Но это же ложь - то, что ты сделал.

- Не стоит притягивать за уши набившие оскомину понятия, - сказал Гомер. - Что это за манера раз и навсегда раскладывать все по полочкам? Понятия и оценки могут меняться, и нужно только уметь привыкать к изменениям. Ты же сам признаешь, что твоя десятилетняя жизнь в тех неизвестных странах протекала буднично и скучно? Послушай вот это. - Он взял исписанный лист. - "Радостно парус напряг Одиссей и, попутному ветру вверившись, поплыл; сон на его не спускался очи, и их не сводил он с Плеяд, с нисходящего поздно в море Воота, с Медведицы, в людях еще Колесницы имя носящей, и близ Ориона свершающей вечно круг свой, себя никогда не купая в водах океана. С нею богиня повелела ему неусыпно путь соглашать свой, ее оставляя по левую руку. Дней совершилось семнадцать с тех пор, как пустился он в море. Вдруг на осьмнадцатый видимы стали вдали над водами горы тенистой земли феакиян, уже недалекой...

- Это не обо мне, - сказал Одиссей. - Я никогда не плавал таким путем, и наверняка там нет никаких феакиян.

- Наверняка, - согласился Гомер. - Однако, согласись, красиво.

- Бесспорно. Это талантливо.

- Я рад, что ты оценил по достоинству мой скромный труд, - сказал Гомер. - Что же теперь прикажешь делать? Ты внезапно возникаешь из неизвестности и сводишь на нет бесспорно талантливую поэму.

- Но ведь ничего этого не было, - сказал Одиссей.

Гомер оглядел его с ног до головы: ранняя седина в курчавых волосах, заметно обрюзгшая фигура, дурно сидящий, хотя и дорогой хитон - конечно, одежду он покупал здесь, второпях, он десять лет не видел греческой одежды и отвык от нее. И эти упрямые глаза.

- Ты зол на меня?

- За что, о боги? - искренне удивился Гомер.

- За то, что я появился и разрушил твою работу.

- Кто тебе сказал, что ты ее разрушил? И чего ты, собственно, от меня хочешь?

Он со снисходительной усмешкой смотрел, красивый, сильный и талантливый человек Гомер, как Одиссей, помогая себе неуклюжими жестами, надеется подобрать слова и не находит их. Полосы солнечного света касались ножек стола, уголка рукописи, и буквы показались идеально четкими, словно вырезанными в камне.

- А ведь ты неблагодарная скотина, Одиссей, - сказал Гомер.

И резким толчком привычной к кулачным боям руки заставил сесть рванувшегося к нему Одиссея.

- Объясни, - сказал Одиссей хрипло.

- Начнем издалека, с одной грязной истории времен осады Трои. Шли годы, и воины, сообразив, что легкой добычей тут и не пахнет, поняли, во что их втравили, и начали все настойчивее уговаривать вождей убраться восвояси. Особенные опасения внушал Паламед - человек уважаемый и авторитетный. И вот в один далеко не прекрасный день оказалось, что Паламед требует снять осаду потому, что подкуплен троянцами. Один из вождей увидел на сей счет вещий сон, открывший предательство, отыскал наутро в шатре изменника золото и письмо троянцев - которые, как ты понимаешь, сам туда подсунул, и Паламед вместе с ближайшими друзьями был казнен. Те, кто кричал о снятии осады, замолчали надолго. Ты не припомнишь ли имя военачальника, наловчившегося с помощью своих вещих снов отыскивать предателей?