Ю Смолич - Владения доктора Гальванеску

- Я перед вами виновата? Какой долг?

- Вы должны мне лакея. Хаквилавилиса. Вы испортили его!

- Мне очень жаль, если я поранила несчастного человека. Мне очень жаль - поверьте. Скажите ему...

- Ха! Я вижу - вы не из догадливых. Если это искренне, то хорошо. Однако не в этом дело. Мой лакей испорчен. Я не могу без него. Испортили его вы. Вы и должны его заменить.

- Я?

- Вы! Для чего-то другого вы не годитесь. Ни для работы в поле, ни для работы заводской. Ваши мускулы,- Гальванеску пренебрежительно ущипнул Сахно за руку,- ваши жилы, вся ваша телесная структура - слабовата. Обыкновенный экземпляр городского интеллигента... да еще и женщины. Впрочем, с несложными функциями горничной вы справитесь.

- Однако надо спросить меня, дам ли я на это свое согласие! вспыхнула Сахно.

- Этого как раз и не требуется. Я знаю, что вы не дадите своего согласия, и поэтому не спрашиваю вас.

- Негодяй! Вы взяли меня в плен и хотите сделать из меня свою рабыню. Однако я уже один раз убежала от вас...

- В другой раз не убежите.

- Но вы не сделаете из меня своей холуйки. Никакими пытками вы меня не заставите ничего делать по вашему приказу.

Доктор Гальванеску остановился и хитро прищурился. На физиономии его играла веселая и насмешливая улыбка.

- Сударыня моя дорогая! Вас никто не будет и спрашивать. Запомните хорошенько: кто побывал в лаборатории известного вам доктора Гальванеску, тот уже не распоряжался своей персоной. Понятно? Тут господствует одна воля - воля доктора Гальванеску. И все вокруг подчиняются ей. Хотят или не хотят. Понятно?

- Я поняла одно: вы злодей и насильник. И вы хотите совершить насилие и надо мной.

- Здесь вы правы. По большей части я насильник. Ничего не поделаешь во имя науки. Для науки можно идти и на преступление.

Сахно вскипела. Дерзость и нахальство этого господина были непомерны.

- Что вы болтаете там! - крикнула она.- Какое вы имеете право замазывать глаза наукой! Вы просто бандит и преступник!

Гальванеску скорбно прикрыл глаза.

- Это не так. Это безосновательная ругань. Весьма сожалею, что не могу объяснить вашу ошибку. Однако это не так... Да вспомните сами - разве не вы так восхищались моим хозяйством? Разве не вас приводила в восторг каждая мелочь, каждое усовершенствование? А?

Сахно не ответила. Это действительно было так.

- Вы молчите? Вот то-то и оно... Однако вернемся к нашему разговору. Вы должны заменить испорченного Хаквилавилиса. Я мог бы не принуждать вас, однако такая уж у меня привычка: я не играю в прятки. Каждому пациенту я говорю заранее, к какой работе собираюсь его приставить. Имейте в виду, что предшествовавшая профессия играет не последнюю роль. Вы слышали что-нибудь об органических навыках, о привычных, даже профессиональных рефлексах, о мышечной памяти и тому подобном? Это интересная наука. Не я ее отец. Однако без нее мне было бы труднее. Все мои эксперименты строятся на этих основах. Правда, у вас почти нет мышечной памяти, вы больше развивали интеллект. Хаквилавилис по сравнению с вами имел большое преимущество: до того, как попасть ко мне, он свыше двадцати лет был официантом. С вами будет хуже. Вы ничего, кроме интуиции да присущих всем людям рефлексов, не имеете... Да что ж делать! Обойдемся и этим. Функции горничной не так сложны, ваши мышцы скоро приспособятся.

У Сахно кончилось терпение. Непонятная болтовня Гальванеску раздражала и злила ее. Вместе с тем, за этими непонятными словами, за этим жестким тембром голоса она чувствовала что-то страшное, что-то дикое и противоестественное.

- Хватит! - крикнула она.- Молчите! Я не хочу и не могу вас слушать. Вы старый шут! Кончайте скорее, делайте, что хотите. Издевайтесь надо мной, терзайте меня, однако бросьте вашу дурацкую болтовню, ваше шутовство. Я не понимаю и не хочу вас понимать.

Доктор Гальванеску внимательно поглядел на Сахно. В глазах у него светилось удивление и подозрительность.

- Вы правда не понимаете?

- Я не понимаю ничего. Оставьте меня в покое и... либо развяжите мне руки, ноги, либо... делайте, что хотите.

- Нет. Вы и в самом деле ничего не понимаете! Неужели? Я был лучшего мнения о вашей догадливости.

- Идите вы ко всем чертям с вашим мнением!

Гальванеску встал и задумчиво стал ходить по комнате. Потом он снова остановился.

- Все равно,- сказал он,- даже если правда, что вы ничего не поняли, я не могу подарить вам свободу.- Он снова стал жестоким и наглым.- Вы видели все, и не заткнешь вашей дурацкой глотки. Вы - враг, к тому же проклятый, восточный, красный враг! К вам не может быть жалости. К вам не может быть сочувствия.

- И не надо!

- Вы мой пленник, вы мой должник. Я взыщу с вас за то, в чем вы передо мной виноваты.

- Взыскивайте!

- Я сделаю из вас своего слугу, свою горничную, и вы будете старательно выполнять функцию холуя.

- Нет!

- Ха! Будете! Верьте мне! И я очень жалею, что вы не сможете ощутить всю постыдность, паскудность вашего положения.

- Мерзавец!

- Ибо вы будете бревном без чувств, без воли и без мыслей. Ибо ваша разумная жизнь закончится в ту минуту, когда вы встанете с этого операционного стола.

- О негодяй! Ты хочешь сделать из меня какого-то урода?

- Ибо для вас уже не будет существовать мира, природы, культуры и цивилизации. Вы будете изолированы от них на всю жизнь. Вы будете живым трупом, мертвой плотью. Фантомом!

- О, будь ты проклят! Ты привьешь мне проказу? Ты сделаешь из меня...

- Ха! Вы видели все и своим куцым умом не можете понять смысла. Какая тупость. Какое невежество!

Сахно рванулась со своего ложа. Однако путы крепко держали ее руки и ноги. Они врезались в кожу и, болезненно вскрикнув, Сахно вновь распростерлась плашмя. Возмущение и ярость туманили ей мозг. Однако она ничего не могла сделать. Она была в руках этого безумного фантаста, злонамеренного и жестокого врага. Слезы бессилья брызнули у нее из глаз. Она отвернулась, чтобы Гальванеску не заметил этих слез. Однако тот уже их заметил и злорадно засмеялся.

- Вы так опечаленно глядите в окно, будто надеетесь на неожиданную помощь оттуда. Напрасно: никто не придет вам на помощь. В мои владения не может попасть никто! Никто не Может и выйти из них. Вы были первой, кто отважился. Однако,- Гальванеску с притворной жалостью развел руками,- злая судьба возвратила вас Назад.

- Шут! - с отвращением прошептала Сахно.

Гальванеску весело захохотал.

- Ко всем моим талантам еще один. Я от него не отказываюсь.

Сахно снова отвернулась к окну. За широкой амбразурой кудрявились верхушки парковых зарослей. Правее яснел просвет поляны, выходящей к окну давешней комнаты Сахно. За поляной белела проклятая стена. Еще дальше зеленели и желтели широкие полосы нив. Меж ними вилась быстрая дорога... Единственный путь к воле.