Геннадий Прашкевич - Адское пламя

В. Сапарин, «Голос моря» (Трудрезервиздат, 1952).

Герой повести ленинградский профессор физики Петр Иванович Смородинов приезжает в южный санаторий, в здравницу, как тогда говорили. Во время одной из прогулок профессор случайно замечает, что перед штормом от берегов моря ушли все медузы. Интересно, что заставило их уйти, этих странных тварей, плавающих, как известно со слов Алексея Толстого, посредством вздохов? Размышляя об этом, профессор беседует с разными опытными людьми, долго жившими у моря, в том числе с местным метеорологом.

Метеоролог – типичное дитя своего времени. На невинный вопрос о прогнозе погоды он всегда отвечает пространно и недвусмысленно: «На территории нашей страны погода всегда находится под непрерывным наблюдением. Но ведь не всюду находятся наши метеостанции или такие же станции дружественных нам стран. Некоторые наши «друзья» по ту сторону моря не прочь «подослать» нам неожиданный шторм…»

Ну, а что касается открытия, то делается оно профессором совместно с рыбаками. Поняв, что медузы улавливают неслышимый для человеческого уха инфразвук, профессор Смородинов строит замечательный прибор. И этот прибор действует.

«Ну вот, – говорит профессор удовлетворенно, – когда много людей включается в какое-нибудь дело, всегда получается результат. Может быть ошибка Черноморской станции в том и заключалась, что они мало привлекали «посторонних», пытались всего достичь своими силами». И заканчивает восхищенно: «Как это здорово, что хорошая инициатива у нас, словно снежный ком, обрастает мыслями, идеями и предложениями помощи со стороны самого широкого круга людей!»

В.И. Немцов (28.XI.88): «…С Вадимом Охотниковым я действительно был знаком. Человеком он был добрым и, как мне казалось, голова его была переполнена всяческими техническими идеями».

Вадим Охотников, «Новое зрение» (Трудрезервиздат, 1952).

Студент пятого курса Электротехнического института Миша Савин едет опять же к берегам нашего южного моря. И речь теперь идет об ультразвуке, о создании другого замечательного прибора – эхолота. Он чрезвычайно прост. «Представьте себе металлический ящик. В нем куча радиоламп, а на крышке всего один измерительный прибор, похожий на счетчик такси. Никаких измерений бумажной лентой делать не надо! Никаких вычислений делать не надо. Раз – и готово! Устройство из радиоламп все само измерит и подсчитает с изумительной точностью, и на экране сразу выскочит цифра, указывающая расстояние от поверхности воды до дна».

Но дело не в ящике.

Миша Савин встречает слепого – бывшего морского офицера Василия Ивановича.

Мечта Миши теперь – создать прибор, с помощью которого можно свободно видеть под водой (такой прибор герои повести, естественно, создают) и, конечно, вернуть зрение Василию Ивановичу.

Впрочем, здесь все оказывается просто.

Благодаря заботе Василий Иванович… прозревает сам.

То есть героям остается лишь поклясться, что в дальнейшем они будут трудиться еще самоотверженнее.

Валентин Иванов, «В карстовых пещерах» (Трудрезервиздат, 1952).

Карстовым пещерам в 50-е повезло в фантастике не меньше, чем Атлантиде и снежному человеку. И в общем, это понятно. Карст это не колхозы с их вечными проблемами, и не поля беспаспортных крестьян.

Начинается повесть Валентина Иванова с легенды, услышанной героями в Западном Предуралье – о сподвижниках Салавата Юлаева, бежавших после разгрома пугачевского восстания куда-то в пещеры. Молодые геологи Новгородцев и Карнаухов занимаются, разумеется, не сбором фольклора, но, открывая для нужд нового строительства мощную подземную реку, одновременно находят останки сподвижников Салавата Юлаева.

Апофеоз повести: «…Громко заговорил радиорупор. «Начинаем утренний концерт по заявкам пассажиров. По просьбе пассажиров вагона номер шесть исполняется песня о Сталине». – «Это я просила. Я очень люблю песни о нашем Сталине», – просто и гордо сказала девочка».

Как-то на дубултинском семинаре ленинградский писатель-фантаст Александр Иванович Шалимов, человек очень деликатный и воспитанный, рассказывал нам о Памире 30-х годов, когда там еще хозяйничали басмачи, а к пограничным заставам нередко спускались с ледников волосатые галуб-яваны (так на Памире называют снежного человека). Понятно, несчастные попадали в руки чекистов. К сожалению, ответить на резкие, в упор поставленные вопросы – кем подослан? на кого работаешь? признаешь ли диктатуру пролетариата, бандит? – галуб-яваны при всей своей внешней расположенности к новым властям, ответить не могли – не знали языков. Тогда волосатиков ставили к стенке. Александр Иванович (он в то время был геологом) и его друзья никак не успевали поспеть к месту происшествия вовремя, чтобы вырвать очередного галуб-явана из рук принципиальных чекистов. «Но однажды… – волнуясь возвысил голос Александр Иванович. – Однажды… совсем рядом от нашего лагеря… мужественные пограничники… схватили самку… самку…» Волнуясь, он никак не мог закончить начатую фразу и я уважительно подсказал с места: «…басмача!»

Странно все-таки.

Почему Александр Иванович не использовал в своих книгах такие сюжеты?

В 1958 году на Всероссийском совещании по научно-фантастической и приключенческой литературе, состоявшемся в Москве, встретились Г. Гребнев, Владимир Немцов, Георгий Тушкан, Николай Томан, Аркадий Адамов, Константин Бадигин, Лев Шейнин, Кирилл Андреев, Евгений Павлович Брандис, В. Сытин, Борис Ляпунов, Георгий Гуревич, А. Полещук, П. Аматуни, Александр Петрович Казанцев.

Шел пятьдесят восьмой год.

Все равно Вячеслав Пальман (сам отсидевший в магаданских лагерях) назвал свой доклад: «Книга должна учить бдительности».

А, впрочем, что изменилось в фантастике?

«К половине двенадцатого все было готово к встрече. В ста метрах от шара ровными рядами выстроились батальоны полка. Ближе расположился оркестр и почетный караул. В пятидесяти метрах от корабля стоял микрофон».

Так Георгий Мартынов («Каллисто») описывал встречу землян с каллистянами.

На следующей странице музыканты играли государственный гимн планеты Каллисто. «Офицеры приложили руки к козырьку фуражек».

Пятьдесят семь часов девяносто четыре минуты.

Думаю, здесь уместно будет привести отрывок из статьи братьев Стругацких, написанной как раз в конце 50-х (цитирую по рукописи, любезно предоставленной Б.Н. Стругацким): «…Ведущими научными фантастами, представляющими два главных направления в советской научной фантастике, являются, несомненно, Немцов и Ефремов. Мы склонны определить первое направление как техническое, второе – как художественное, потому что такое определение на наш взгляд достаточно точно характеризует существо дела.