Михаил Ляшенко - Человек - Луч. Фантастический роман с иллюстрациями

…Однажды вечером они встретились на перекрестке лыжных дорожек в тихом, вечернем лесу. Сначала им была неприятна эта встреча. Юра соображал, как бы половчее удрать. В последние дни у него было ощущение рыболова, который просидел над речкой больше часа, ничего пока не вытаскивал, кроме крючка с объеденным червяком, но чует всем рыбацким сердцем, что его ждет великолепная добыча. Юре казалось, что он уже почти держит в руках причины тех неожиданных аварий, которые возникали ни с того ни с сего при испытаниях антигравитационных костюмов. А когда он думал о чем-нибудь, то не любил, чтобы ему мешали, и становился груб…

Женя чувствовала, что мешает ему. Именно поэтому она не уходила, злясь и на себя и на Юру. Но постепенно, незаметно их захватила молчаливая прелесть заснеженных елочек, суровая красота сосен, проносивших где-то высоко над головой знакомую песню, сонное небо, которое, готовясь задремать всерьез, куталось в облака, укладываясь поудобнее, странные шорохи в глубине леса, где кто-то еще бегал или крался по следам… Все это словно входило в них, растворяясь в крови, делая их спокойнее, умнее и лучше…

Теперь они шли медленно, и с каждым шагом Жене становились все смешнее и ее злость и мрачный вид Юры. Ей уже хотелось пошалить и подурачиться, и только мысль, что это обидит Юру, такого сосредоточенного и солидного, останавливала… Наконец, не выдержав, она во весь голос запела что-то веселое.

Он хмуро оглянулся:

— Ночью в лесу нехорошо орать.

— Почему? Никто не слышит… Отлично получается! — смеясь, возразила она и тут же загорланила так, что в далекой и тихой черноте леса раздался всполошливый треск: показалось, что кто-то большой и сильный ломится через кусты. — Не удирай, приятель! Мы хорошие! — крикнула вдогонку Женя.

— Чудачка! — Юра недоверчиво усмехнулся. — Ну чего шумишь? Глупо.

Юра вздохнул.

— Ну ладно, Юрка! — Женя подтолкнула его острием лыжной палки. — Пусть глупо, но хоть весело. Еще успеем наплакаться…

— С чего это?

— А война? — неожиданно строго спросила Женя. — Я где-то читала, что можно изготовить такую бомбу, которая при взрыве даст воронку диаметром до восьмидесяти километров. Представляешь? Один человек, ухмыляясь и покуривая сигарету, нажмет кнопку, взлетит ракета или бомба вывалится из брюха самолета, и через несколько мгновений перестанут существовать миллионы людей и все, что было создано их трудом, трудом их отцов, дедов, прадедов, десятков поколений…

— Но до этого, — медленно возразил Юра, — другую кнопку нажмет другой человек… И самолет с ядовитой начинкой будет выброшен в пространство за тысячи километров от Земли и там уничтожен.

Женя пристально посмотрела на него.

— Это так же возможно, как и кобальтовая бомба, — усмехнулся Юра. — Сейчас, а впрочем, это было, наверное, всегда, живут две науки: одна работает над тем, как наиболее полно и подешевле уничтожать людей, другая делает все, чтобы люди с каждым поколением жили разумней и лучше. Кобальтовая бомба — это страшная сила, но мир и его наука сильнее!

— Больше всего меня бесит беспомощность, — упрямо сказала Женя. — Кто-то может уничтожить все, а я его даже не увижу…

— Какая беспомощность? — сердито удивился Юра. — Ведь это мы держим бомбу и не даем ей упасть! Конечно, каждый из нас по одиночке мало что может, но все вместе, как одна рука, мы уже много лет удерживаем бомбу. Это беспомощность?

Они помолчали. Теперь Юра хмурился, а на лице Жени проступила улыбка.

— По-моему, это хорошо, что люди думают о работе, о семье, о своем городе или новых штанах, — сказал Юра. — Пусть шутят, смеются, любят друг друга, растят детей и не думают об этой чертовой бомбе. Было бы ужасно, если бы, испугавшись, люди забыли о жизни, обо всех ее радостях, а день и ночь, корчась от страха, думали о войне. Тогда она скоро началась бы.

— Иногда мне кажется, что ученые здесь, в Академическом городке, делают что-то не то… Конечно, я ничего не знаю… Но вот хотя бы такой большой человек, как Андрюхин… Ну что он, собственно, делает?

— То же, что и мы все: не дает бомбе упасть, — сдержанно ответил Юра. — Вот кто не боится войны! Он убежден, что войны не будет, а если она все же случится, мы сумеем предотвратить и преодолеть все ее бедствия… Ты знаешь, к какому полету готовится твоя Детка?.. Она укажет дорогу людям! Человеку!

— Людям? Ты что?

— Ничего. Я ничего, Женечка! — Он коротко засмеялся. — Слушай, ты хорошо помнишь сказки?

— Сказки? — Женя подняла недоумевающие глаза.

— Старик их обожает! И рассказывает, как народный артист. Помнишь, в сказках злой волшебник, убегая, превращается в зерно, а добрый — в курицу, чтобы склевать зерно; злой — в лису, добрый — в собаку, и так далее, пока добрый не одолеет злого… Это представляется чистейшей выдумкой и небывальщиной, но разве ковер-самолет, сапоги-скороходы и многое другое не казались раньше лишь выдумкой для детей, которую невозможно осуществить?

— Я тебя не понимаю, — вздохнула Женя.

— Ты не удивляешься телевизору, правда? А ведь это чудо, которое потрясло бы не только Шекспира или Петра Первого, но и Пушкина, и Толстого… Изображение передается мгновенно на десятки и сотни километров. А почему можно передавать изображение и нельзя передать сам предмет? Для этого надо, между прочим, заниматься и кибернетикой…

Академический городок стоял в огромной ложбине, и сейчас, разговаривая, они описывали дугу, пробегая над северо-восточной его частью, по холмам, закутанным в щетину елей… Из черной тишины вдруг вырвался тонкой иглой яркий луч, вонзился в припавшую к глубокому снегу елочку, бесшумно лизнул по лицу Юру и Женю и исчез… Тьма стала еще гуще.

— Что это? — шепнула Женя.

— Не знаю, — сказал Юра. — Сейчас они будут здесь…

Из-за елок выскочили трое. Впереди без шапки бежал профессор Паверман. Фонарь был у него в руках, и яркая игла снова остро кольнула Юру и Женю в глаза.

— Вы никого не видели? — закричал профессор, подскакивая так близко, что Женя, загородившись рукой от яркого света, все же увидела его почти безумные глаза. — Никого не встречали здесь, в лесу? Ну! Что же вы молчите? — Он явно их не узнавал.

— Нет, — сказал Юра, не понимая, что произошло. — Мы не встретили ни одного человека…

— А-а!.. — Профессор Паверман сморщился, как от зубной боли. Его длинные руки возмущенно взметнулись вверх и тотчас бессильно упали. — Разве я говорил о человеке? Ну, а собак не встречали? Собаку, собаку! Одну собаку, понимаете?

— Нет, — медленно сказал Юра. — Мы не видели и собак.

— Вы могли ее не заметить… — Профессор хватал за руки то Юру, то Женю, заглядывая им в глаза. — Она вся черная. Но, может быть, лай, визг… Что-нибудь! Нет, я сойду с ума! Мы ищем ее вторые сутки! Если бы вы только поняли…