Филип Дик - Время, назад

– Хотели, – сказала Лотта все тем же безжизненным голосом. – А как там Анарх? Он уже ожил?

Себастьян совсем уже собрался сказать: «Мы его откопали. Мы его оживили», однако осекся, вспомнив звонок из Италии.

– А кому ты рассказывала про Анарха? – спросил он. – Перечисли, пожалуйста, всех.

– Мне очень жаль, что ты на меня злишься. – Лотта говорила спокойно и равнодушно, словно читая слова по бумаге. – Я говорила Джо Тинбейну и мистеру Эпплфорду из Библиотеки, и всё. А звоню я сказать, что со мною все в порядке; я выбралась из Библиотеки… вернее, Джо Тинбейн меня вывел. Сейчас мы в больнице, из его ноги достают пулю. Ничего особо серьезного, но Джо говорит, что больно. И он теперь сляжет на несколько недель. Себастьян?

– Да? – Он думал, а вдруг и Лотту тоже ранили, его сердце колотилось от возбуждения, и особенно его смущала какая-то странная, незнакомая нотка в ее голосе. – Да скажи же ты, наконец!

– Себастьян, ты не пришел и не вывел меня отсюда. Даже когда я, против наших планов, не появилась в витарии. Ты, наверное, был очень занят, у тебя на руках был Анарх.

И вдруг ее глаза наполнились слезами; как и всегда, она не стала их вытирать, она плакала беззвучно, как ребенок. И не прятала лица.

– Да какого черта ты ревешь! – воскликнул Себастьян. – В чем дело?

– Я не могу, – всхлипнула Лотта.

– Не можешь? Чего ты не можешь? Да скажи ты хоть что-нибудь толком! Я сейчас же приеду в больницу, какая это больница? Лотта, где ты находишься? Кой черт, да кончай ты лить слезы и хоть что-нибудь мне скажи!

– Ты меня любишь?

– Да!

– Я тоже люблю тебя, Себастьян. Но мне придется от тебя уйти. Хотя бы на какое-то время. Пока я не оправлюсь, не приду в себя.

– И куда же ты пойдешь?

Лотта уже не плакала, ее мокрые от слез глаза смотрели со странным для такой тихони вызовом.

– Я тебе этого не скажу. Напишу когда-нибудь попозже. Вот придумаю, в каких словах все это выразить, и напишу. Я не могу тут больше говорить по видеофону, мне кажется, что все на меня смотрят. Здравствуй.

– Господи, да что ж это такое, – растерянно сказал Себастьян.

– Здравствуй, Себастьян, – повторила Лотта, и экран потух.

И в этот самый момент рядом с Себастьяном появился Бакли.

– Прости, что приходится тебя беспокоить в такое позднее время, – сказал он виноватым голосом, – но тут тебя спрашивает одна девица.

– У нас закрыто! – рявкнул Себастьян.

– Она хочет кого-то купить. Ты же сам говорил никогда не отказывать клиентам, хоть даже самой глубокой ночью. Это же твой главный принцип.

– Если она клиентка, так ты ею и займись, ведь ты наш торговый агент.

– Она спросила именно тебя и не хочет говорить больше ни с кем.

– А вот мне так хочется удавиться. Там, в Библиотеке, случилось что-то ужасное, и я, наверное, так никогда и не узнаю, что именно: она не сумеет рассказать.

«Лотта всегда очень плохо управлялась со словами, – подумал он. – То слишком много, то слишком мало, то не те, то не тому человеку, но непременно что-нибудь не так».

– Вот будь у меня пистолет, я бы с радостью застрелился. – Себастьян достал носовой платок и тщательно высморкался. – Ты же слышал, что сказала мне Лотта. Я ее очень подвел, и она от меня уходит. Так что там еще за клиентка?

– Она представилась как… – Бакли заглянул в свой блокнот. – Мисс Энн Фишер. Знаешь такую?

– Нет.

Себастьян встал и прошел из заднего, рабочего, помещения фирмы в приемную, оснащенную умеренно современной мебелью, ковром и пачками журналов. В одном из кресел сидела молодая, хорошо одетая женщина с модной короткой стрижкой иссиня-черных волос. Он остановился, давая мгновенно оценку. У девушки были красивые стройные ноги, этого нельзя было не заметить. «Высший класс», – подумал он. Класс ощущался буквально во всем, даже в ее серьгах и в очень легком применении косметики; почти незаметная подкраска губ, бровей и ресниц лишь подчеркивала дарованную природою яркость. И синие глаза, что редкость для брюнетки.

– Гуд бай, – сказала девушка и широко, приветливо улыбнулась; ее лицо оказалось удивительно подвижным, при улыбке в глазах ее плясали огоньки, а ее идеальные, ослепительно белые зубы буквально его заворожили.

– Я Себастьян Гермес, – представился Себастьян.

– У вас тут в каталоге есть некая миссис Тилли М. Бентон, – сказала мисс Фишер, вставая и откладывая журнал. – В самой последней вкладке.

Она достала из маленькой изящной сумочки сложенное пополам дополнение к каталогу, размещенное витарием «Флакон Гермеса» в сегодняшних вечерних газетах. Похоже, эта юная особа не любила много рассусоливать и шла прямо к цели, разительно тем отличаясь от той же самой Лотты, чья всегдашняя неуверенность стала для Себастьяна уже привычной.

– Вообще-то, – сказал он, – у нас уже кончился рабочий день. Миссис Бентон у нас, но, конечно, не здесь, мы сразу поместили ее в больницу. Мы с радостью отведем вас туда, но только завтра. Вы ее родственница?

– Это моя двоюродная бабушка, – сказала Энн Фишер с чем-то вроде философской отрешенности, словно уже устала от оживающих друг за дружкой престарелых родственниц. – О, я жутко рада, что вы ее услышали. Мы регулярно посещаем это кладбище, надеясь услышать ее голос. – Она недовольно покривилась. – Но это же всегда, буквально всегда происходит в самое неподходящее время.

– Святая истина, – согласился Себастьян; это и вправду было большой проблемой.

Он украдкой взглянул на часы, было самое время для согума; ему давно полагалось быть дома, рядом с Лоттой. Но Лотты сейчас там не было, да и вообще в эти первые, критические для жизни Анарха часы ему не хотелось слишком удаляться от витария.

– Впрочем, я могу подбросить вас в больницу и сегодня… – начал Себастьян, но мисс Фишер оборвала его на полуфразе:

– О, нет, спасибо, не надо. Я с ног валюсь от усталости. Целый день горбатилась, да и вы, наверное, тоже. – К крайнему изумлению Себастьяна, она похлопала его по руке, сияя лучезарной, понимающей улыбкой, словно старая добрая знакомая. – Я просто хотела увериться, что она не попала в руки штата Калифорния и ее не поместили в какой-нибудь из этих жутких приютов для старорожденных. Мы с братом Джимом непременно ее заберем, у нас хватит на это денег. – Мисс Фишер посмотрела на наручные часы, и Себастьян заметил на ее запястье упоительную россыпь веснушек, еще один яркий штрих. – Если я сейчас же не приму дозу согума, то брякнусь в обморок, вот и возитесь потом со мной. Есть здесь где-нибудь приличная согумная?

– Да тут совсем рядом, на этой же улице.

И снова Себастьян подумал о Лотте, о гулкой пустоте в дому, о том, с кем она сейчас. С Тинбейном, видимо. Джо Тинбейн ее спас и… да, наверное, это Тинбейн. В некотором роде он даже на это надеялся. Все-таки Тинбейн – отличный парень. Думая о Лотте и Тинбейне, очень молодых и даже близких по возрасту, он испытывал отцовские чувства; неким извращенным образом он желал ей всяческой удачи, но в первую очередь очень хотел, чтобы она вернулась.