Дэвид Вебер - Одинокий тролль

Он снова положил ее на спину и без особого успеха попытался вымыть ее волосы, не переставая размышлять о том, как живое существо – не важно, человек или нет – могло выжить, получив такую рану. К несчастью, воображение Эстона не могло справиться с такой задачей, и его охватил смутный ужас. Он никогда не сталкивался с загадками, к которым не знал, как подступиться, а эта девушка только из таких загадок и состояла. Мысль об огромной жизненной силе, позволившей ей пережить удар, была достаточно пугающей, а вид ран, которые закрылись буквально у него на глазах, просто потрясал. Более того, закрывшись сами собой, они еще и зарастали с непостижимой быстротой!

Эстон внимательно всмотрелся в поврежденную плоть на месте раны. Сошедшиеся в неровный рубец клочья тела заметно побледнели, бугры начали разглаживаться, как бывает, когда зашитая рана начинает подживать. Внезапное желание оставить документальное подтверждение тому, что он видел, заставило Эстона отыскать свой фотоаппарат. Он сделал несколько снимков и решил, что будет фотографировать своею пациентку и дальше через одинаковые интервалы времени. Впрочем, он не ожидал, что кто-нибудь поверит ему, даже увидев снимки.

Он вздохнул и прикрыл незнакомку одеялом. Что дальше делать? Если бы тут лежал человек, перенесший подобное ранение, его, вероятно, просто пришлось бы похоронить в океане. Но эта девушка, похоже, выздоровеет… если только он сам не сделает какую-нибудь глупость, которая ненароком ее прикончит. Эта мысль развеселила его гораздо меньше, чем можно было ожидать, и он так и не смог улыбнуться. Проклятье, нужно сделать все, чтобы она жила! Кем бы ни была незнакомка, она – настоящий кладезь неожиданностей, который необходимо исследовать… Да и дьявольски привлекательная особа вдобавок.

Но как не дать ей умереть? Он ведь не знал даже, какая еда ей необходима! Как же он будет ее кормить? Может ли она переваривать земную пищу? Или ей нужны витамины, которых у него нет? Какие-нибудь минеральные соли? Или…

Он заставил утихнуть разошедшееся воображение. Совершенно ясно, решил он, наблюдая за ее ровным дыханием, что она благополучно дышит земным воздухом, и это, скорее всего, добрый знак. Если бы она была человеческим существом, то после такой потери крови ей была бы необходима масса белков и жидкости. И несмотря на то, что внешне она вроде бы выздоравливала совершенно неприличным темпом, он не мог быть в этом окончательно уверен. У нее могли иметься внутренние повреждения, о которых он даже не догадывается, хотя, судя по тому, что живот ее не был напряжен, следовало предположить, что у нее не было значительного внутреннего кровотечения. Но все равно, пока он не уверен, что ее внутренности в хорошем состоянии, о твердой пище не может быть и речи. Кроме того, как можно заставить находящегося без сознания глотать твердую пищу?

Нужен суп, решил Эстон. Уж он-то ей наверняка не повредит, а среди его запаса консервов супов было хоть отбавляй.

Он разжег свою старенькую газовую плитку и поставил на огонь кастрюльку с куриным супом. Возможно, какая-нибудь вегетарианская стряпня оказалась бы еще полезнее, но пока она не в состоянии жевать, он не собирался рисковать и экспериментировать с твердыми продуктами. Лучше всего подошел бы бульон, но Эстон терпеть не мог бульоны и категорически не держал ничего подобного в своем камбузе.

Он довел суп до кипения, время от времени помешивая его ложкой и часто отрываясь, чтобы взглянуть на свою пациентку. Она, по-видимому, не собиралась приходить в сознание. Перед началом кормления, которое, как предполагал Эстон, могло затянуться надолго, он поднялся на палубу и снова поставил паруса. Подождал некоторое время, желая убедиться, что автонавигатор исправно держит заданный курс (однажды он пренебрег этой предосторожностью, и одно воспоминание о том, что произошло, до сих пор заставляло Эстона вздрагивать), и спустился в каюту. Пора было приступать к отчаянному предприятию – кормлению неведомо откуда явившейся инопланетянки во время одиночного плавания по Атлантическому океану.

Подобная затея устрашила бы робкого человека, подумал он, чувствуя неприятный холодок под ложечкой. Странно, раньше он никогда не считал себя робким, а тут…

Эстон приподнял ее голову и плечи и положил под них предусмотрительно приготовленные подушки. Затем до половины наполнил супом глубокую миску и, усевшись рядом с койкой раненой, изумленно приподнял брови: ноздри ее жадно затрепетали, почуяв аромат еды. Пока он раздевал и мыл ее, пациентка не выказывала ни малейших признаков сознания, теперь же глаза ее приоткрылись, хотя и смотрели прямо перед собой без всякого выражения.

Она явно хочет есть, решил Эстон и поднес ложку к ее губам. Реакция женщины опровергла его представления о том, как трудно кормить человека, находящегося в бессознательном состоянии. Рот незнакомки быстро открылся, а когда он попытался осторожно влить в него содержимое ложки, она буквально впилась в нее губами.

Другого слова он подобрать не мог. Он вспомнил Ардварка, бродячего пса, которого подобрал в детстве, – несчастный умирающий с голоду шерстяной мешок с костями, который стал потом самой преданной и любимой собакой. Когда Ардварк почуял запах еды, он набросился на нее с таким же остервенением. Нечто звериное было даже в манере незнакомки глотать – в ее глазах, ничего не видевших вокруг, внезапно загорелся мутный огонь.

Чтобы зачерпнуть еще супу, Эстону пришлось выдернуть ложку изо рта девушки; она с явной неохотой выпустила ее, а на следующую порцию набросилась с еще большей жадностью.

Он скармливал ей ложку за ложкой, стараясь не спешить. Сознание не возвращалось к ней, несмотря на горящие глаза, однако есть она продолжала все с той же сосредоточенной яростью. Он вычерпал все, что было в миске, и снова наполнил ее. Потом еще раз. И еще раз. Он не был уверен, что ей полезно столько есть, но дикая жадность, с которой она поглощала пищу, подсказала Эстону, что питание жизненно необходимо его пациентке. Когда первая кастрюля опустела, он сварил еще одну, и она съела половину второй кастрюли, прежде чем насытиться.

Было очевидно, когда именно это произошло: ее веки внезапно опустились, и все лицо обмякло, словно попавший в тепло кусок воска. Переход от жадности к равнодушию был так резок, что Эстон застыл, не донеся до рта пациентки очередную ложку. Когда же он все-таки попытался продолжить кормление, она осталась совершенно безучастна, будто оцепенела, проглотив последнюю порцию супа. На какое-то мгновение Эстон испугался: не умерла ли она в самом деле, не оказался ли суп для нее смертельным ядом… Но ее медленное ровное дыхание и заалевшие щеки успокоили его.