Марго Па - Белый город

«Я – Триумфальная арка, – написала одна девочка в своем ЖЖ. – Такая же значимая, великая, гордая… и закричать о себе, чтоб знали, да не хватает голоса».

На обратном пути из больницы Полина зашла в книжный магазин и бесцельно бродила среди огромных полок, тщетно пытаясь найти ответы. Но вопросы ее уже устарели настолько, что перестали существовать – истлели.

– Я ищу «Триумфальную арку» Ремарка, – робко прозвучал голос за спиной. Полина оглянулась. Голос принадлежал хрупкой некрасивой (красивая отправилась к полке самоучителей на тему «Как выйти замуж за миллионера») девочке в огромных очках, делающих ее чем-то похожей на стрекозу. И Полине вдруг захотелось и представилось, что девочка тоже читала тот блог в ЖЖ – настоящий живой глас среди бездушных рейтингов.

«Странно, – отозвалась продавщица. – Еще вчера был целый стеллаж „Триумфальных арок“, а сегодня – ни одной не осталось. Раскупили, наверно. Приходите в другой раз».

Триумфальный и вечный Ремарк! Вот кто на самом деле занимает первые строчки хит-парада бестселлеров, только никто не напишет об этом. Им же важно, чтоб мы судили не мертвых, а живых, и платили, кстати, тоже живым, мертвым ведь деньги уже не нужны.

Искусные ловцы слов прошлого столетия! Вы в небо с собой унесли мастерство плести вечные сети человеческих эмоций. Нам не достает вашей ловкости и чистоты. У нас нет времени остановиться и взглянуть за облака. Кстати, о времени: философ Альбер Камю писал роман «Чума» десять лет![17] А сколько времени мы тратим на прочтение? А сколько тратят современные авторы на написание романа? Правильно, нам некогда. Мы не видели ни войн, ни революций, мы не умеем ни страдать, ни сострадать. Мы ускоряемся, мы разучились отделять важное от незначительного, простое от сложного, великое от ничтожного, и потому идем по пути упрощения, втиснувшись в обтекаемые формы и жанры, нормы и правила. Мы соревнуемся друг с другом в тиражах, которые раскупают люди без лица и без возраста. Нам не нужна вечность, ведь вечность – без нулей, она не измеряется деньгами. Живущие в больших домах, мы становимся ниже ростом. Забег карликов на короткую дистанцию! Так легче, главное не оглядываться.

«Моя любовь осталась в двадцатом веке»,[18] – поет Земфира в наушниках. Да, осталась, ибо вне жанра. Неформат – это такое модное слово, означающее: «Нет тебе места ни здесь, ни там – нигде, и не ищи даже».

Каждый новый день Полина обводила в календаре в своем ежедневнике, но в нем сохранился лишь один кружок – день ее приезда в Белый город. Сколько времени она уже здесь?

– Три часа после полудня! – объявил портье. – Обед ждет вас в столовой!

Время стоит на месте. И лишь ветер треплет белоснежные шторы, а на выбеленной скатерти дымятся все тот же суп и все тот же бифштекс.

– Вы совсем ничего не съели, вам не нравится наша кухня? – удивленно спрашивает портье Полину, забирая нетронутые блюда.

– Нет, все вкусно, но нельзя же каждый день есть одно и то же! И еще: почему в отеле только мы с вами, и почему город совсем пустой?

– Нет, вы неправы. Отель полон постояльцев, а в городе полно народу, это вы их не видите.

– То есть?

– Во всем виновата акклиматизация.

– Акклиматизация?

– Да. Расскажите мне, как вы сочиняете ваши истории.

– Это похоже на запись снов. Сон был живым и красочным, но стоит открыть глаза, как он бледнеет и начинает ускользать, и, еще не проснувшись окончательно, тянешься к блокноту – схватить, поймать, удержать неуловимое, пока не ушло, не растворилось в ярком утреннем свете. Я пытаюсь раскодировать образ, подобрать имя картинке. Бывают разные облака: у тех, что похожи на больших белых животных, видны четкие очертания, а некоторых словно и не существует вовсе. Тонкая пленка и духота. Вот, как сегодня. Люди говорят «марево», операторы и фотографы используют термин «солнце в молоке», а я… начинаю задыхаться. Удушье и головная боль. Облегчение приходит с первыми каплями дождя, дождь приносит слова – стремительные, быстрые. Я чувствую себя пианистом, руки которого замерли над клавишами, еще секунда и он извлечет мелодию, а ко мне придет слово. Удушье – это и есть предчувствие слова. И сон возвращается. Сначала он неясный, и я лишь улавливаю его легкое дуновение, записываю все, что приходит в голову. Затем вновь и вновь перечитываю написанное, и постепенно сон обретает черты, оживают картинки, герои начинают улыбаться, говорить, бороться, спорить, искать свою судьбу и дорогу. А я следую за ними. Так рождается история. Сон наяву. Все приходит как бы извне. Это ОЧЕНЬ СТРАННОЕ чувство…

– Ну, что ж, попробуйте раскодировать карту, как сон или образ, и тогда на улицах Белого города появятся люди. Вы их не видите, потому что пытаетесь думать о городе, как о реально существующем, и о том, что вы сами живете, но это не так. Подключите фантазию. Разберитесь в своих мыслях и чувствах. Поверьте себе. И ваши мысли материализуются. Может, и в море искупаться еще успеете до наступления холодов. И ничего не бойтесь! Шероховатость строки западает в душу. Все, что ни странно, забывается быстрее, чем книгу закрывают на последней странице.

Пляж. Бесконечно длинный белый пляж. Солнце слепит глаза. Они лежат, вытянувшись на песке, как два больших сильных зверя после охоты. У него мускулистые руки, и солнце играет бликами на плечах. Хочется дотянуться и дотронуться до этих блестящих плеч. Но Полине лень, она переворачивается и смотрит на море. Оно прозрачно-голубое, почти бирюзовое. Как-то он сказал, что перед смертью глаза у человека становятся синими. Наверно, все мы после смерти уходим в море. Море – это наша одна на всех вселенская душа. Мысли о бесконечности и бессмертии. Но думать тоже лень. Полина закуривает сигарету, песок мелкими иглами впивается в локти, но это даже приятно, такая легкая иглотерапия. Море синеет ближе к горизонту, а потом медленно съедает небо. И небо тоже становится морем. Жарко. Мелкие капельки пота у него на виске, а когда он смеется, лучики-морщинки появляются вокруг глаз, и это потрясающе красиво. Воздух уже расплавился, он – не пленка, а что-то невесомое, чем так трудно дышать. Нужно пойти и окунуться в ледяную прозрачную воду. Но она продолжает плавиться, втягивая ноздрями раскаленный воздух. Жарко. Пляж.

Полина заваривает кофе.

– Ты почему так рано сегодня? – ехидно спрашивает коллега.

– Отстань, пробки, опять пришлось ехать на метро, и потому у меня плохое настроение.

– Подумаешь метро, все ездят. Я вообще с восьми на работе. И ничего, не злюсь.

– А я злюсь. Зачем приходить к восьми, если рабочий день начинается в десять?