Гарри Гаррисон - Подвиньтесь ! Подвиньтесь !

- Ширли, перестань... у меня из-за тебя будет сердечный припадок.

- Нет, в самом деле. Я купила мясо для Майка... в тот день. Оно так в лежит в морозильнике.

- Я не помню, когда в последний раз ел мясо, да и с тех пор, как видел соевый бифштекс, тоже много времени прошло. - Он встал и взял ее за руки. - Ты чересчур обо мне заботишься.

- Мне это нравится, - сказала она и несколько раз быстро его поцеловала. Потом повернулась и пошла на кухню.

Забавная девчонка, подумал он и дотронулся языком до следов помады у себя на губах.

Ширли хотела есть в гостиной за большим столом. Но на кухне был столик у окна, и Энди предложил сесть там. Бифштекс получился отличный, огромный кусок мяса величиной с ладонь; когда Ширли положила его на тарелку, Энди почувствовал, что рот наполнился слюной.

- Пополам, - сказал он, разрезал его и положил половину на другую тарелку.

- Обычно я жарю себе овсяные лепешки...

- Их мы съедим на десерт. Сегодня начало эры равноправия.

Она улыбнулась и молча села. "Черт, - подумал он, - еще один такой взгляд - и я отдам ей все".

Кроме мяса она подала на стол морской салат, крекеры с соусом и еще одну бутылку холодного пива, из которой позволила налить себе только полстакана. Мясо было неописуемо вкусным. Энди резал его на крошечные кусочки и медленно жевал, смакуя. За всю жизнь ему не приходилось есть так вкусно. Покончив с едой, он откинулся на спинку стула и удовлетворенно вздохнул. Хорошо, даже чересчур хорошо, и он понимал, что это долго не продлится.

- Надеюсь, ты не сердишься, что прошлым вечером я так надрался?

Это прозвучало грубо, и он пожалел о сказанном в то же мгновение.

- Я не сержусь, милый.

Милый - усмехнулся он про себя.

- Меня по-разному называли, но так - еще никогда. Я думал, что ты рассердилась, что я вернулся.

- Я просто была занята. В квартире бардак, и ты голодный. Кажется, я знаю, что тебе нужно.

Она обошла стол, села к нему на колени и обняла за шею. Затем последовал поцелуй. Оказалось, что лифчик у нее застегивается спереди на две пуговицы. Он расстегнул их и прильнул лицом к гладкой и ароматной коже.

- Пойдем в комнату, - прошептала она.

Она лежала рядом с ним - обессилевшая, совершенно не стыдясь того. что его пальцы рассеянно блуждают по ее телу. Изредка из-за закрытого окна доносились какие-то звуки. Завешенные шторы хранили полумрак и уединение спальни. Он поцеловал ее в уголок рта и она, закрыв глаза, сонно улыбнулась.

- Ширли... - начал он и замолчал.

Он не мог выразить свои чувства словами. Однако его ласки были красноречивее всяких слов. Ширли придвинулась к нему поближе. Голос ее звучал хрипло.

- В постели ты очень хороший, совсем другой... ты об этом знаешь? С тобой я чувствую себя так, как никогда прежде. - Мышцы у него внезапно напряглись, и она удивленно взглянула на него. - Ты сердишься? Мне нужно тебя убеждать, что ты - единственный мужчина, с которым я спала?

- Конечно, нет. Это не мое дело и не волнует меня.

Однако по лицу Энди было видно, что это не так. Ширли повернулась на спину и посмотрела на пылинки в луче света, пробивавшегося в щель между шторами.

- Я не стараюсь найти какие-то извинения, Энди. Я выросла в очень строгой семье. Я нигде не бывала и ничего такого не делала, но отец все время за мной следил. Меня это не очень злило. Просто ему нечего было делать - вот и все. Папа меня любил; он, вероятно, думал, что делает мне добро. Он ушел в отставку - его заставили - в пятьдесят пять лет. У него была пенсия и кое-какие сбережения, поэтому он просто сидел дома и пил. Когда мне исполнилось двадцать лет, я участвовала в конкурсе красоты и получила первый приз. Я помню, что отдала деньги отцу на сохранение, и больше я его не видела. Один судья назначил мне в тот вечер свидание. Я пришла - и осталась у него, стала с ним жить.

Вот как? - подумал Энди. Он усмехнулся; какие у него на нее права?

- Ты надо мной смеешься? - спросила она, проведя пальцем по его губам; в ее голосе звучало отчаяние.

- Боже праведный, конечно, нет! Я смеюсь над собой, потому что - если хочешь знать - я немного ревновал. А на это я не имею права.

- Ты имеешь все права на свете, - сказала она, целуя его. - По крайней мере для меня теперь все выглядит совсем по-другому. Я знала не так уж много мужчин, и все они были вроде Майка. Мне казалось, что я просто...

- Замолчи, - сказал он. - Мне все равно. Мне только не все равно, что происходит с тобой здесь и сейчас - и все.

Глава 10

Энди дошел уже почти до конца списка, и ноги у него отнимались. Девятая авеню пылала под полуденным солнцем, и каждый клочок тени был забит людьми стариками, няньками, подростками, сидевшими в обнимку. Повсюду, словно трупы после битвы, валялись люди всех возрастов, раскинув грязные руки и ноги. Только маленькие дети играли на солнце, но их движения были замедленными, а крики - приглушенными. Вдруг раздались вопли, люди зашевелились - появились двое бегущих мальчишек. Их руки были в крови. На веревке они тащили за собой трофей: большую серую дохлую крысу. Сегодня вечером они хорошо поужинают. Посередине улицы с черепашьей скоростью двигались гужевики. Энди проскочил между ними, ища контору "Вестерн-Юниона".

Было невозможно проверить всех людей, которые бывали в квартире О'Брайена за последнюю неделю, но нужно было постараться выявить хотя бы самые очевидные связи. Любой мог обнаружить отключенную систему сигнализации в подвале, но только тот, кто был в квартире, мог знать, что и там сигнализация не работает. За восемь дней до убийства произошло короткое замыкание, и сигнализацию на двери отключили, чтобы отремонтировать всю систему. Энди составил список возможных кандидатур и проверял их одну за другой. Результатов пока не было. Показания счетчиков в квартире не снимали уже давно, а все посыльные, приходившие туда, были известны уже много лет.

"Вестерн-Юнион" проверялся на всякий случай. За ту неделю в здание принесли множество телеграмм, и швейцар был уверен, что некоторые из них предназначались О'Брайену. Он и лифтер вспомнили, что в ночь перед убийством телеграмму принес новый посыльный - мальчик-китаец. Тысяча против одного; что это не имело значения, но нужно было проверить. По крайней мере это уже что-то, о чем можно рассказать лейтенанту, чтобы он на некоторое время отцепился от Энди.

Над входом висела сине-желтая вывеска, и Энди вошел.

Контору разделяла длинная стойка. У дальней стены стояла скамейка, на которой сидели трое подростков. Четвертый разговаривал у стойки с диспетчером. Ни один из них не был китайцем. Мальчик у стойки взял дощечку посыльного и вышел. Энди направился к диспетчеру, но не успел подойти, как тот раздраженно замотал головой.