Дэвид Вебер - Флагман в изгнании

Чтобы все это стало реальностью, надо было выиграть войну, и в обмен на свои жертвы толпа именно этого требовала от Флота – и от Комитета общественного спасения. Экстремизм, лихорадкой охвативший Республику, требовал от ее лидеров доказательств преданности. Поскольку Флот заклеймили ответственностью за убийство президента Гарриса, он должен был доказать, что чего-то стоит, добиваясь побед. Все, кто не оправдывал надежд народа, подвергшегося испытаниям, должны были быть наказаны как за свои преступления, тик и в качестве предупреждения остальным. Поэтому Пьер утвердил практику коллективной ответственности. Все офицеры Флота находились на испытании, и каждый, кто допускал неудачи, знал, что пострадает не только он, но и его семья. Как-то вдруг оказалось, что ведется война на уничтожение, а когда речь идет о том, чтобы победить или погибнуть, пощады не будет ни внешним врагам, ни внутренним.

Это была не та революция, которую хотел Пьер, но получилась у него именно такая. По крайней мере, порожденное им царство террора укрепило Флот, так что толпа, возможно, была в чем-то права. Может, и есть шанс найти простые ответы, если хватает решимости убить при их поиске достаточно людей.

Он потер лицо руками, потом снова включил терминал, чтобы перечитать секретные файлы. Флотская разведка, как и все другие разведывательные органы Республики, слилась с Бюро государственной безопасности. Большинство стратегов Флота после переворота погибли в чистках, но костяк разведки – аналитики, снабжавшие командование материалами, – не только выжил, но и понял, что с ними случится, если не будет результатов. Анализ содержал слишком много уточнений и условий – без сомнения, они пытались прикрыть себя на случай неудачи, – но разведка выдавала на-гора огромное количество сырых материалов. А потом появилась горстка новых стратегов, готовых использовать эти данные. Эти стратеги были амбициозны. Они чувствовали возможности добиться личной власти, скрывавшиеся в едва сдерживаемом хаосе Республики. Слишком многие из них были верны Комитету общественного спасения только потому, что пока боялись предпринимать что-либо самостоятельно. Пьер подозревал, что адмирал Терстон, автор плана, выведенного сейчас на монитор, как раз из таких. Правда, в нынешней ситуации люди вроде Терстона понимали, что их успех – и само выживание – зависит от выживания Комитета.

И еще они знали, что Флоту нужна победа. Он как минимум должен был остановить наступление монти в глубь Народной Республики, но такой вариант был наименее устраивающим всех. Наверняка министерство Корделии смогло бы и оборону превратить в блистательную победу, но успешное нападение было бы куда лучше. А со стратегической точки зрения Флоту Хевена было отчаянно необходимо отвлечь силы мантикорцев с передовой. Линия фронта стабилизовалась, но нельзя было предсказать, останется ли она в таком состоянии… если только стратегов Мантикоры не удастся отвлечь от продолжения наступательных действий.

Цель операций, описанных в файле, который изучал Пьер, состояла именно в таком отвлечении, и, несмотря на усталость, он читал его с растущим интересом. Может сработать, подумал он, и, даже если не выйдет, ничего значительного они не потеряют. У хевенитского флота полно кораблей, которые слишком маломощны для классической стены, но если их правильно использовать, они могут оказать огромное влияние на ход войны.

Он откинулся назад, глядя на терминал, и медленно покивал. Пора использовать эти корабли, и Терстон не только предлагал самый смелый способ, но и обещал наилучшие результаты при победе.

Он снова кивнул и взял электронное перо Им он написал на сканируемом планшете записку в несколько строк; буквы одна за другой возникали на экране:

«Операция «Магнит» и операция «Кинжал» одобрены приказом Роберта С. Пьера, председателя Комитета общественного спасения. Ввести в действие немедленно».

Глава 8

Вся восточная стена собора Харрингтон представляла собой огромный цельный витраж. Лившийся через него утренний свет затопил собор сияющими красками, и Хонор сидела в самом сердце этого великолепия, окруженная вихрем ладана.

Ее захватила удивительная гармония хора, и она закрыла глаза, чтобы насладиться сполна. Хор пел без аккомпанемента, да этим безукоризненно обученным певцам он был и не нужен. Искусственное звучание инструментов, пусть даже прекрасно сделанных, могло лишь отвлечь от этой красоты. Хонор всегда любила музыку, хотя так и не научилась ни на чем играть, а ее пение подданные стерпели бы разве что из вежливости. Классическая грейсонская музыка была основана на стиле Старой Земли, называвшемся кантри-энд-вестерн, и к ней надо было привыкнуть, но у Хонор постепенно вырабатывался вкус. Популярная музыка Грейсона доставляла ей огромное удовольствие, а от религиозной просто захватывало дух.

Хор закончил свою программу. Рядом с Хонор удовлетворенно вздохнул сидевший на специальной подушке Нимиц. За ними стоял Эндрю Лафолле, с непокрытой головой, но все равно – при исполнении, даже здесь. Хонор с усмешкой взглянула влево, где, как и всегда, перед пустой ложей землевладельца стояли на страже двое гвардейцев. Поскольку она сама не принадлежала Церкви Освобожденного Человечества, то должна была сидеть на скамье для гостей даже в соборе Харрингтон, что создало проблему для архитекторов ее поместья.

Хонор старалась регулярно посещать службы. Хоть она и не была прихожанкой Церкви, но обязалась ее защищать и хранить. Были и другие важные причины. Ее публично проявляемое почтение служило ответом на обвинения критиков в презрении к Церкви, а готовность довольствоваться гостевой скамьей, не настаивая на месте в ложе, предназначенной в соборе столицы поместья персонально для землевладельца, вызывала возрастающую симпатию местных жителей. Ее упрямые от природы грейсонские подданные не могли не восхищаться тем, что она соглашается на малоприятный статус постороннего, но не притворяется верующей. А то, что, не будучи прихожанкой церкви, Хонор посещала ее регулярно, подчеркивало ее уважение к чужой вере.

Это была политика. Но, если говорить о личных чувствах, она приходила сюда и потому, что вправду научилась уважать Церковь, и потому, что вера занимала такое важное место в жизни ее людей. Чтобы понять их, Хонор должна была хотя бы так разделить с ними их веру. Кроме того, торжественное величие церковного обряда и музыки притягивало ее своей красотой.

Хонор была воспитана в Церкви Третьей Звездной Миссии (реформистской), но ее семья, как и большинство землевладельцев на Сфинксе, принадлежали «низкой» ветви церкви. Третья Звездная подчеркивала прямые индивидуальные взаимоотношения личности с Богом и содержала минимум собственно церковных структур. «Высокое» ответвление за последние несколько столетий обросло формальностями, но в «низкой» Церкви службы остались тихими и неброскими, и парадная пышность Церкви Освобожденного Человечества поначалу ошеломляла Хонор. Наверняка мать Хелен, священнослужительница, которая много лет назад проводила конфирмацию Хонор, фыркнула бы при виде всей этой «излишней кутерьмы». У матери Хелен хватало сомнений даже по поводу формализма «высокой» Церкви своего собственного вероисповедания. Но Хонор подозревала, что мать Хелен оценила бы красоту грейсонской литургии, а уж в искренности личной веры здесь не возникало никакого сомнения.