Уолтер Тевис - Человек, который упал на Землю

Иногда Ньютон винил в этом Бетти Джо — в том, что сам оказался слаб перед лицом этого мира. Как же это было по-человечески — выдумывать подобные оправдания! Он винил её в том, что прижился здесь и стал одержим смутным чувством вины и ещё более смутными сомнениями. Это она научила его пить джин, и это она показала ему ту сторону человеческой натуры, что бездумно стремится к расслабленной жизни, полной наслаждений и достатка, о которой он ничего не узнал из телепрограмм, на изучение которых потратил пятнадцать лет. В ней он увидел ту дремлющую, хмельную жизненную силу, которая антейцам, при всей их невероятной вневременной мудрости, даже и не снилась. Он чувствовал себя словно человек, живущий среди достаточно дружелюбных, глупых, но по-своему сообразительных животных, который постепенно начинает сознавать, что их понятия и взаимоотношения гораздо сложнее, чем он себе представлял. Не исключено, что рассмотрев их поведение с разных сторон, этот разумный человек обнаружит, что окружающие его животные, которые загаживают собственное логово и поедают собственные отбросы, возможно, счастливее и в чём-то мудрее него.

А может быть человек, проживший среди животных достаточно долго, становится животным в большей степени, чем ему бы следовало? И всё же это сравнение было несправедливым. У него с людьми были общие предки, и это родство было гораздо теснее, чем родство между разными видами млекопитающих. И он, и земляне были мыслящими существами, способными на понимание, предвидение, а также на чувства, которые неточно именовались любовью, состраданием и уважением. А ещё, как обнаружил Ньютон, способными напиваться.

Антейцы были немного знакомы с алкоголем, хотя жиры и углеводы играли весьма незначительную роль в экологии этого мира. У них росли сладкие ягоды, из которых иногда делали что-то вроде лёгкого вина. Конечно, чистый спирт можно было синтезировать довольно легко, и изредка случалось, что кто-нибудь из антейцев напивался. Но постоянное пьянство не встречалось на Антее: такого явления как антеец-алкоголик просто не существовало. Ньютон никогда в жизни не слышал, чтобы кто-то на его планете пил так, как пил теперь он на Земле — ежедневно и беспрерывно.

Алкоголь оказывал на Ньютона не совсем то же действие, что на людей, — по крайней мере, он так считал. Ему никогда не хотелось ни напиться до беспамятства, ни почувствовать себя буйно-счастливым или богоподобным; он хотел лишь освобождения, но не совсем понимал от чего. У него никогда не бывало похмелья, сколько бы он ни выпил. Он почти всегда был один. Ему было бы трудно не пить.

После того как Бриннар увёз Брайса домой, Ньютон прошёл в гостиную, которой никогда не пользовался, и с минуту стоял молча, наслаждаясь прохладой комнаты и её тихим полумраком. Одна из кошек лениво поднялась с дивана, потянулась, подошла к нему и начала, мурлыкая, тереться о его ногу. Ньютон ласково посмотрел на неё. Он очень полюбил кошек. Было в них что-то напоминающее ему об Антее, хотя там и не было подобных животных. Но, казалось, они едва ли принадлежат и этому миру.

Из кухни вошла Бетти Джо, на ней был передник. Она нежно посмотрела на Ньютона, а затем произнесла:

— Томми…

— Да?

— Томми, мистер Фарнсуорт звонил тебе из Нью-Йорка. Два раза.

Ньютон пожал плечами.

— Он звонит теперь почти каждый день.

— Да, Томми. — Она мягко улыбнулась. — Так или иначе, он сказал, что это важно и что ты должен перезвонить ему как можно скорее.

Ньютон хорошо знал о том, что у Фарнсуорта трудности, но они могли и подождать. Сейчас у него не было сил с ними разбираться. Он посмотрел на часы. Было почти пять.

— Скажи Бриннару, чтобы соединил нас в восемь часов, — сказал он. — Если Оливер позвонит снова, скажи ему, что я занят и поговорю с ним не раньше восьми.

— Хорошо. — После некоторого колебания Бетти Джо спросила: — Хочешь, я приду и посижу с тобой? Может быть, поговорим?

Ньютон видел выражение её лица, её полный надежды взгляд, означающий, что она так же зависима от него в плане общения, как и он от неё. Какими странными компаньонами они стали! Но хотя он знал, что она так же одинока, как и он сам, и что она разделяет его чувство отчуждённости, Ньютон был просто не в силах наградить её правом посидеть с ним в тишине. Он улыбнулся настолько ласково, насколько смог.

— Извини, Бетти Джо. Мне нужно немного побыть одному. — С каким трудом стала даваться ему эта натренированная улыбка!

— Конечно, Томми, — ответила Бетти Джо. Она поспешно отвернулась. — Мне нужно на кухню. — В дверях она снова повернулась к нему. — Дай мне знать, если захочешь поужинать, слышишь? Я принесу ужин наверх.

— Хорошо. — Ньютон подошёл к лестнице и решил подняться на маленьком подъёмном кресле, которым не пользовался уже несколько недель. На него навалилась усталость. Когда он сел, одна из кошек прыгнула к нему на колени, и, неожиданно вздрогнув, он сбросил её на пол. Она бесшумно упала, встряхнулась и невозмутимо пошла прочь, не снисходя до того, чтобы оглянуться. Глядя на кошку, Ньютон подумал: «Если бы только разумными обитателями этой планеты были вы…» Затем криво улыбнулся: «Может быть, так оно и есть».

Как-то раз, больше года назад, он обронил при Фарнсуорте, что заинтересовался музыкой. Это было правдой лишь отчасти, поскольку мелодика и тональная система человеческой музыки всегда были ему немного неприятны. Тем не менее, музыка увлекла Ньютона с исторической точки зрения — как историка, его интересовали почти все направления человеческого фольклора и искусства. Это увлечение возникло в те годы, когда он изучал земное телевидение, и укрепилось здесь, на Земле, долгими ночами, проведёнными за чтением. Вскоре после этого случайного упоминания Фарнсуорт подарил Ньютону превосходно откалиброванную октафоническую систему — некоторые её компоненты были основаны на патентах «Всемирной корпорации» — вместе с усилителями, проигрывателями и прочим необходимым оборудованием. Стараниями трёх магистров в области электротехники систему удалось встроить в рабочий кабинет Ньютона. Это вторжение доставило ему беспокойство, но он не хотел ранить чувства Фарнсуорта. На торце книжного шкафа они установили медную панель с пультом управления. Ньютон предпочёл бы что-нибудь более изысканное, чем плоская медь — например, тонко расписанный китайский фарфор. Ещё Фарнсуорт вручил ему кассету с пятью сотнями записей на маленьких стальных шариках — на этих патентах «Всемирная корпорация» заработала не меньше двадцати миллионов долларов. Нажимаешь кнопку — и шарик размером с горошину становится на своё место в картридже. Затем крошечное считывающее устройство, медленно двигаясь, распознаёт его молекулярную структуру, и эти узоры преобразуются в звуки — оркестра, музыкального коллектива, гитары или голоса. Ньютон почти никогда не включал музыку. По настоянию Фарнсуорта он прослушал несколько симфоний и квартетов, но совершенно ими не проникся. Странно, что их смысл остался для него настолько непонятным. Некоторые другие виды искусства, даже в превратной и снисходительной подаче «Воскресного телевидения» (глупейшего и претенциознейшего телеканала), способны были сильно на него воздействовать — особенно скульптура и живопись. Возможно, он видел так же, как люди, но не мог слышать как они.