Александр Громов - Тысяча и один день
Где ты, Вероника? Приди.
Глава 5
РАЗЫСКИВАЕМЫЙ
– Ну, еще раз... Готов?
– Давно.
– Пошел.
Для внешнего наблюдателя два хлопка сливаются воедино. То есть для наблюдателя, находящегося вместе со мной в безэховой камере, служащей для акустических испытаний бортовой аппаратуры. Не дело, если какой-нибудь блок или волноводное сочленение войдет в механический резонанс от дикого рева движков стартовой ступени да и разрушится ко всем чертям. Нормальный вибростенд не в состоянии обеспечить весь диапазон вибраций, принимаемых на себя аппаратурой во время старта, и работа двигателей имитируется здесь. Если бы звукоизлучатели были задействованы хотя бы на четверть мощности, я бы отключился в ту же секунду и, вероятно, умер от шока, как еще до моего прихода в КБ умер один наладчик, втайне накачавшийся «сэкономленным» денатуратом и не придумавший ничего лучшего, чем завалиться спать в камере акустических испытаний. Впрочем, один-два намека заставили меня усомниться в том, что это была случайность. Чересчур любопытным стукачам случается уходить в лучший мир и более диковинными способами.
Звук внутри камеры убивает, но вне ее, заглушенный многослойным ячеистым покрытием стен, почти не слышен. Хорошая камера для испытаний... не только акустических. Разумеется, двойной хлопок от моей телепортации вовне не слышен.
Я вынырнул из Вязкого мира возле ячеистой стены, за которую сразу и ухватился, чтобы не упасть, и все дышал, дышал, дышал... По моим часам, я находился в лиловом желе более двух минут – для дяди Левы мгновенно перепрыгнул из одного угла камеры в другой.
– Ну как? – спросил он, теребя седеющую бородку. – Опять пусто?
Ловя ртом спертый воздух, я напоминал рыбу и был, как рыба, нем, оттого лишь усиленно закивал.
Дядя Лева, он же старший техник Лев Лашезин, терпеливо ждал, когда ко мне вернется способность издавать членораздельные звуки.
– Пропустить не мог? – спросил он, дождавшись.
– Нет... Все осмотрел... ощупал даже. Пропал маячок...
Дядя Лева кивнул: отрицательный результат, мол, все равно результат.
– Это уже четвертый, – сказал он. – Хватит или нет, как думаешь?
– Давно пора прекратить, – отозвался я. – Ясно же: что в Вязкий мир попало, то пропало... если уже успел вынырнуть. Что забыл там, то уже не найдешь.
– А куда же оно все-таки девается?
Это я и сам хотел бы знать. Никто еще не замечал в Вязком мире хотя бы слабого движения тамошней странной субстанции, не ощущал, оставаясь на месте, собственного течения лиловой мглы, а стало быть, по логике, оставленный в Вязком мире предмет мог быть найден при следующем нырке. Оставляй там что угодно – предмет, укутанный лиловой мглой, будет недвижно висеть там, где ты его бросил, его можно нащупать и снова взять в руки, но вынырнуть хоть на секунду означает потерять предмет навсегда. Говорят, что курсанток-спецназовок на первых занятиях по дальней телепортации и слепому ориентированию заставляют накрепко привязывать к себе все, что может потеряться в Вязком мире, в первую очередь оружие. Наши самодельные маячки горят ослепительно ярким светом и вдобавок издают громкий, на редкость противный звук, думаю, их можно было бы найти хоть в цистерне с мазутом. В Вязком мире – нет. Никто не знает, почему так происходит, ни одно практическое руководство по телепортации, ни одна доступная теоретическая статья не дают ответа на этот вопрос. Да если бы только на этот! Вот мы с дядей Левой и экспериментируем, таясь от начальства, и пытаемся понять, что же такое Вязкий мир, – по-моему, совершенно напрасно.
Нет смысла изучать его фундаментальные свойства – они многократно описаны. А вот понять их нам, по-видимому, не дано. Собственно, у нас только один частный, но насущный и очень опасный интерес – попытаться постичь, почему Вязкий мир открыт для меня, одного-единственного эксмена, и закрыт для всех остальных, – однако и тут у нас нет никаких успехов. Вот дядя Лева и мудрит, пытаясь охватить проблему шире, а по-моему, тычется наугад, как слепой котенок, без всякого смысла.
– Откуда я знаю, куда оно девается? Пропадает – и все. Хочешь я скажу тебе, почему оно пропадает?
– Ну? – В голосе дяди Левы только глухой не услышал бы скепсис. После техникума я проработал в КБ всего год и, хотя постарался зарекомендовать себя эксменом с мозгами, для дяди Левы еще далеко не авторитет. По его мнению, Вязкий мир – что-то вроде хитро закрученных высокочастотных полей в разработанных им штуковинах – специалисту не нужно их видеть, чтобы знать их заковыристую конфигурацию. Он с самого начала пребывал в убеждении, что понимает Вязкий мир лучше меня.
– Телепортирующий сам создает себе Вязкий мир, каждый раз новый. Ты станешь искать в Калахари фляжку воды, забытую в Гоби? А мы последнее время только этим и занимаемся.
Дядя Лева остановил взгляд. Когда ему случается крепко задуматься, он превращается в истукана. Хоть маши рукой перед его глазами, хоть дуй ему в ухо – реакции никакой. Однажды ему случилось впасть в оцепенение как раз во время неожиданного визита начальства в лабораторию (мысль, видите ли, в голову пришла) – схлопотал в итоге штраф в размере полуоклада. Сорок полосатеньких! И как раз в то время, когда их можно было сменять на женские – зелененькие – по курсу всего-навсего семь к двум! Ходил потом, клянчил в долг до аванса...
– Ты так думаешь? – только и сказал он, выйдя из ступора.
– А как еще? Объективным я его считать не могу. Пробы газа меня еще ни в чем не убеждают. И вообще, если что-то не желает подчиняться никакой логике – значит, это чисто человеческое, и точка.
– Хорошо же ты о людях... – покривил губы дядя Лева, – хотя тут я с тобой согласен...
– Нам – что? Мы-то эксмены.
– Молодец, – сказал дядя Лева. – Вот так и говори при всех. А при мне не надо, понял?
– Понял.
– Понятливый... Расскажи-ка еще раз, как тебя к нам пристроили.
– Не пристроили, а посоветовали, – возмутился я. – Кто он такой, чтобы пристраивать? Просто... один человек подсказал мне, как себя вести.
– А как?
– Будто не знаешь. Быть в числе лучших, но не самым лучшим, способным, но не чересчур талантливым. Пожалуй, даже чуть-чуть тугодумом. Главное – старательным. Тогда, мол, возьмут в техникум. И взяли. Как раз на радиотехнику – у них был недобор.
– А потом?
– Точно так же. В первые не лез, до последних не опускался. Золотая середина. Меня даже спросили, где я хочу работать... ну я и назвал. Уважили.
– А как ты думаешь, почему тебе советовали не быть первым?
– Потому что первым выбора не предлагали. Я знаю.
– Верно. А почему им не предлагали выбора?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});