Василий Головачёв - Русская фантастика 2014

Но здесь и сейчас всё обстояло иначе — и Косачёв был рад, что Тоболин добился своего.

Массивная дверь скользнула в сторону, в лицо пахнуло тёплым воздухом. В предбаннике сегодня дежурил Бурундук — старый долговязый ветеран, любитель потрепаться. Лицо у него было исчёркано бурыми полосами — заразился какой-то инопланетной дрянью, к счастью, безобидной. Вывели из организма быстро, только эти вот следы и остались.

— Привет, Глебыч. Слышал уже про Остромирово евангелие?

— Так это его привезли? Ну Тоболин!.. Лет на пять работы, не меньше.

— Больше, я думаю. Мне парни говорили, что проверили по каталогам — ни одного факсимильного издания не осталось. Это десятка, Глебыч. Минимум.

Косачёв усмехнулся:

— И пусть теперь вордолаки что-нибудь попробуют вякнуть.

Бурундук кашлянул и отвёл глаза.

— А что, — спросил, — как там в деревне? Их вообще нет, вордолаков-то? Шурин твой об этом чего-то говорил?

— Удивился, когда узнал, что такие бывают. Мол, кто в здравом уме требовал бы… — Косачёв махнул рукой. — Конечно, оно и неудивительно: там у них, в глубинке, всё выглядит совсем по-другому.

— Это точно, — протянул Бурундук. — Хотя вот я…

Косачёв глянул на циферблат, висевший над стойкой, нахмурился:

— Извини, время. Сегодня лучше не опаздывать, сам понимаешь.

Бурундук закивал, проходи, мол. Когда Косачёв потянулся снять с плеча сумку, только фыркнул:

— Да ладно, Глебыч, можно подумать, ты там бомбу тащишь. Если рамка не запищит…

Рамка, разумеется, не запищала. В сумке у Косачёва лежали только бутерброды, всё чисто.

Он прошёл через гулкое фойе, здороваясь со знакомыми работниками, но больше уже не останавливался. Совещание у Тоболина начиналось ровно в семь, а сейчас было без двух минут — как раз чтобы дойти до лифта, опуститься на минус второй и войти в конференц-зал.

— А, Косачёв. Ну наконец-то, соизволил. Можем начинать?

— Простите, Иван Игнатьевич. В воротах как раз пропускал «мамонтов» с грузом. Поздравляю!

— Не с чем пока, — отмахнулся министр. Выглядел он неважно: глаза покраснели, щёки и подбородок обвисли, левый мизинец то и дело рефлекторно подрагивал. Тоболину давно пора было устроить «чистку», да вот некем было заменить. — Так, ввожу всех в курс дела — вкратце, поскольку времени нет. Мне сообщили, что вордолаки откуда-то узнали про Евангелие и сейчас спешным порядком готовятся к демонстрации. Мы должны сделать всё максимально оперативно и чисто, я уже дал распоряжения. В целом план такой…

За столом начали перешёптываться. Из девяти присутствовавших только трое были напрямую связаны с тем, что предстояло сделать. У остальных были другие хлопоты, всё-таки первый день триместра, очереди наверняка уже от ворот и до проспекта. Конечно, в первые годы после Содружества принимать литературу было одновременно проще и сложней: ещё не составили толком каталоги, многое делалось наобум — но и регистрацию никто не вёл, ориентировались на некие усреднённые баллы. Сейчас же к приёму относились внимательнее, из-за этого процесс затягивался, то и дело случались скандалы.

Обычно выездные приёмные комиссии заканчивали свою работу до триместра, но переговоры с патриархом… да и дороги, которые за эти годы удалось восстановить далеко не везде… в общем, всё совпало, наложилось, — и Косачёв был этому только рад.

Тем более, нынешний раритет — это не его головная боль, а вон Сорохтиной и прочих. Он здесь находится исключительно для проформы, у него — другие задачи.

— …уложиться в пару часов. Максимум — два с половиной. Нам обещали подкрепление на случай беспорядков, но лучше, если беспорядков не будет. Вопросы есть?

— Остальные отделы работают в обычном режиме?

— Все отделы работают в обычном режиме! — рявкнул Тоболин. — И чтобы без сучка, без задоринки. Учтите: там, — ткнул он пальцем наверх, — мою инициативу поддержали. Помогли надавить на патриарха, но в случае чего — на меня же всё и свалят. И я не про высоких друзей, этим-то наплевать, да вы и сами… что я буду вам… не маленькие. — Он досадливо поморщился, оттянул пальцем воротничок рубашки. — В общем. Давайте всё сделаем как следует — так, как мы умеем. Позаботимся о людях и стране.

Косачёв терпеливо дождался, пока поток министрова красноречия иссякнет, и вместе с остальными покинул зал.

Перед дверьми лифта перекинулся парой пустых слов с Аштуевым из связей с общественностью. Тот был мрачней обычного, рассеянно кивал, отвечал невпопад. Общественность, конечно, следовало подготовить, и Аштуев, видимо, уже мысленно оттачивал фразы и парировал выпады.

У себя в кабинете Косачёв бросил сумку на кресло для гостей и, сдёргивая ветровку, выглянул в зарешёченное окно. С третьего этажа видно было, как очередь тянется вдоль забора, как, изогнувшись пару раз, теряется в тумане, в направлении проспекта. Вдоль неё сновали на велосипедах продавцы горячего кофе, пирожков, бутербродов.

— Самая читающая страна в мире, — сказал Косачёв. — От многих знаний…

Он оборвал себя, скривился, как будто раскусил горошину чёрного перца, — задёрнул шторы и вернулся к столу. Кабинет был узким, маленьким, — коморка, а не кабинет. Отчего-то здесь постоянно пахло тухлой капустой — то ли за стеной проходила вытяжка из столовки, то ли… Косачёв старался здесь надолго не задерживаться, сегодня — тем более.

Но перед тем, как уходить, выдвинул средний ящик стола, приподнял пачку амбарных книг — пожелтевших, никому сто лет не нужных, — и убедился, что пакет лежит на месте.

В дверь постучали — Косачёв шаркнул ящиком, поднялся, но успел произнести только: «Вхо…», — когда на пороге нарисовался бледный паренёк. Глаза навыкате, уши врастопырку, на подбородке свежий порез, хотя что там ему брить, в этом-то возрасте.

— Борис Глебович, у нас проблемы.

Косачёв его не знал, видимо, взяли недавно. Или знал, но забыл; после пятидесяти он вдруг обнаружил, что многое вымывается из памяти, причём без какой-либо системы, важные вещи и ерунда всякая, имена, лица, события… К врачам он с этим даже не ходил — толку? Многие из его сверстников страдали тем же: то ли возрастное, но скорей поколенческое; скажем, у родителей Косачёва такого и в помине не было. А может, это побочный результат первых «чисток», кто сейчас признается.

— Какие ещё проблемы? — Он уже вышел из-за стола и шагнул к двери — паренёк попятился.

— Там старик один… вас требует, говорит, это срочно и очень важно.

— Требует — и что? — Косачёв жестом велел пареньку выйти, сам последовал за ним и запер дверь на ключ. — Ты как будто в первый раз… хотя, может, и в первый… неважно. Они постоянно требуют: считают, что нашли редкое издание, придумали уникальный способ сохранения существующих, пререкаются из-за каждого балла, скандалят… Нельзя идти у них в поводу.