Петр Крамер - Небесный механик
Оказавшись в длинном коридоре, сориентировался по указателям. Проигнорировав «Бюро по персоналу», «Администрацию вокзала» и «Туалет», он через минуту стоял перед входом в раздевалку. Дверь в конце коридора вела на летное поле, но за ней наверняка есть пост охраны, где дежурит жандарм, а то и солдат с ружьем, и проверяет пропуска. Вполне возможно, он там не один.
Аскольд вошел в раздевалку и осмотрелся. Вдоль стен стояли приземистые шкафчики, один был открыт, на дверце висела одежда, на грязном полу под ним валялись большие кожаные ботинки. Из дальнего угла доносились слабый шум воды и громкое пение – сильный низкий голос гнусаво тянул незнакомую песню. Похоже, там душевая.
Больше не раздумывая, Аскольд пересек раздевалку и остановился на пороге душевой, где почему-то не горела лампа. В принципе, можно запереть закончившего смену работника в душе и завладеть его вещами. Но велика вероятность, что работник вышибет дверь и поднимет тревогу. Судя по размеру брошенной у шкафчика обуви, это не составит ему особого труда.
Аскольд пристроил саквояж на краю лавки, вошел в душевую, где было всего четыре кабинки, и постучал в ту, откуда доносилось гнусавое пение.
Певец рявкнул: «Чего надо?!» Аскольд извинился за беспокойство и вежливо попросил его прерваться, чтобы поговорить. После чего узнал, что моющегося в кабинке гражданина мужчины не привлекают, и был грубо послан.
Спустя пару секунд он повторил стук, с еще большим почтением обратился к певцу и вновь услышал адрес, по которому во времена службы в петербургском сыске его обычно отправляли те, кого он собирался арестовать, сообщая цель визита через дверь.
Вслед за озвученным адресом прозвучали серьезные угрозы.
Аскольд снова постучал. Звякнула щеколда, дверь распахнулась – на него зло уставилось оно. Другого сравнения Аскольд просто подобрать не смог. Лысый голый двухметровый детина с кривыми ручищами, словно это не ручищи вовсе, а железные крюки подъемных кранов, сказал:
– Ты что, бессмертный?
Аскольд склонил голову набок. Ему вспомнился момент с кражей кошелька у пожилой дамы возле кассы фуникулера. В данной ситуации его совесть точно будет чиста. И он врезал детине от души между ног.
На миг лицо грубияна просветлело. Но когда нервные окончания доставили болевой сигнал в его большую, размером с перезрелую тыкву, голову, глаза округлились, изо рта брызнула слюна.
Для верности Аскольд ударил еще раз, а когда детина согнулся и упал на колени, добавил ребром ладони по загривку.
– Хамство прощаю. Угрозы – никогда. – Он перекрыл воду, с трудом усадил здоровяка к стенке и захлопнул дверь в кабинку.
Осталась сущая ерунда – осмотреть вещи грубияна и проникнуть на летное поле.
Натянув чужие спецовку и брюки поверх костюма, Аскольд грустно вздохнул – он все равно тонул в одежде великана. Пришлось подвернуть рукава и штанины и, конечно, плюнуть на рабочие ботинки, оставшись в туфлях. Нахлобучив на голову картуз с засаленным козырьком, он ощупал карманы. Достал пару гаечных ключей, обрывок мятой газеты и жетон с выбитым на нем номером и эмблемой: два расправленных птичьих крыла, между которыми расположен круг или символическое колесо, а под ними скрещенные молоток и отвертка.
Похоже, это и есть пропуск в порт.
Он подхватил саквояж, покинул раздевалку и вышел из здания через дверь в конце коридора. За ней действительно оказался охранный пост: конторка с дежурным унтер-офицером и турникет.
Аскольд показал жетон, зажав первую цифру пальцем: дежурный мог обратить внимание на номер, все-таки вырубленный в душевой грубиян – личность приметная.
Унтер кивнул, убрал стопор-скобу на турникете, дернув какой-то рычаг за конторкой, и опустил голову. Он явно читал газету или журнал, чего наверняка не полагалось на посту, но время позднее, к тому же полеты отменены…
Аскольд прошел через турникет, скосил взгляд на проем, ведущий в небольшую комнату охраны, где на лавках сидели трое солдат, вооруженных винтовками (скорее всего, эта троица – отдыхающая смена караула на воротах), и уже собрался толкнуть дверь, чтобы выйти на летное поле, но услышал требовательный окрик унтера:
– Эй, механик, а ну стой!
Аскольд обернулся. Если унтер вдруг решил проверить жетон и обнаружит подмену, о летном поле можно забыть.
– Новенький?
– Угу.
– Куда распределили?
– На «подкову».
– Кем?
– Помощником мастера-сервисера паровых и бензиновых машин.
– Подойди. – Унтер протянул Аскольду ассигнацию достоинством в десять франков. – На «подкове» мастером сейчас английский плут Лерой, отдашь ему. Ну, чего встал?
– А от кого деньги?
– Он знает, – махнул рукой унтер. – Ступай.
Аскольд поспешил к дверям, пряча банкноту во внутренний карман пиджака под спецовкой.
Ветер на улице чуть не сорвал картуз. И куда же, интересно, в такую погоду собрались наемники?.. Он торопливо зашагал через поле к дирижаблю «La France 3».
Фаэтоны по-прежнему находились там, полным ходом шла погрузка. Наемники ставили сундуки на платформу и поднимали их с помощью домкрата в открытый на днище люк.
По пути к дирижаблю Аскольд попробовал выстроить версию минувших событий, но всякий раз мысленно спотыкался о различные препятствия. В действиях наемников прослеживались несколько поступков, идущих вразрез с логикой. Во-первых, зачем они вернулись в Париж? Если эвакуировать предателя, тогда почему уезжают без него? Они знают, что Аскольд жив, преследовали его, но потеряли. Тогда почему не заглянули в штаб-квартиру к шпиону, а сразу направились в отель?
Во-вторых, некий Гильермо Бланко, о котором упоминал Белобок, собирается покинуть Париж и вывезти ценный груз без таможенного досмотра. Вполне возможно, в сундуках запакован загадочный перфектум. Но тогда зачем использовать примелькавшийся транспорт? Пусть в Швейцарии у арендованного «La France 3» бортовые номера были закрыты тканью, не нужно быть сыщиком, чтобы вычислить порт приписки, а через него выйти на нанимателя. Достаточно поднять регистрационные записи в штабе порта, и все. Швейцарская уголовная полиция наверняка это сделает. Зачем же Гильермо и его люди так подставляются?
И наконец, в-третьих, зачем они похитили Еву фон Мендель? Если их интересовали бумаги Ларне, которые находились у нее, проще было забрать бумаги, а женщину бросить в поезде. Убить. Но наемники увезли ее с собой.
Причина?.. Аскольд даже замедлил шаг. А причина может быть только одна: Ева успела спрятать бумаги и будет жива до тех пор, пока наемники их не получат. Тут, в принципе, все логично, если Ева, как утверждал Горский, действительно случайный человек в череде событий, связанных с документами Ларне. Но если она изначально работала в связке с наемниками, логика нарушается вновь. Остается надеяться: Ева жива, она до сих пор на борту «La France 3» и ее удастся освободить. Она – единственная ниточка к бумагам Ларне и перфектуму. Найдя Еву и бумаги, предъявив их начальнику Департамента в России, можно снять с себя все подозрения в предательстве. И сделать это надо во что бы то ни стало.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});