Василий Звягинцев - Величья нашего заря. Том 1. Мы чужды ложного стыда!

Дайяна поймала направление и угадала смысл его взгляда, опять усмехнулась самыми краешками губ.

– Пошли. Только последний вопрос – ты и твои друзья догадываетесь, что здесь у нас прошло немногим больше двух недель? И могут быть… недоразумения.

– Мне незачем о чём-то догадываться, это в любом случае бессмысленно, а вот мои друзья – те, с кем я контактировал последнее время, – наверняка просто не думают об этом. Сейчас, – счёл он нужным уточнить. – Никого из них напрямую проблема синхронности не волнует.

– Тогда и тебя и их ждёт сюрприз, надеюсь – приятный…

Тут Дайяна не ошиблась, да и не могла ошибиться. Что сюрприз, то сюрприз. Для парадной встречи «представительной делегации», которой она решила придать статус дипломатической высшего ранга, в Большом актовом зале Главного корпуса было устроено настоящее парадное построение. Без шуток. Впрочем, строевой подготовке на Базе во все времена уделялось серьёзное внимание как важному учебно-воспитательному моменту. Отчего все семь валькирий так легко и естественно влились в состав Российской Императорской армии.

Зал и сам по себе был хорош – в какие-то давние времена создания Базы тогдашние дизайнеры скопировали аналогичные помещения земных дворцов девятнадцатого и восемнадцатого веков. Едва ли из любви именно к такой архитектуре. Скорее из прагматических соображений. Например – проводить социализацию будущих выпускников в конгениальной предполагаемым карьерам обстановке. Кому – коронационный ужин Александра Третьего, кому – помолвка внучки семнадцатого герцога Нортумберлендского. И проассоциироваться у разных людей он мог с чем угодно. Правильно задекорированный. Лихареву, например, он больше всего напоминал Столовый зал (так он назывался, хотя использовался и для других, более торжественных целей) Петербургского Морского корпуса, где им, пажам, бывать приходилось регулярно.

Огромная, почти соборная высота чуть выгнутого потолка, малахитового и расписанного золотом. Почти достигавшие его сводчатые окна, и между ними – мрамор, опять золото, связки каких-то знамён и тонны древнего рубящего и колющего оружия. И ещё статуи, мраморные и бронзовые. Фидий – не Фидий, но кто отличит?

Из всех измерений зала Лихарев навскидку мог назвать только длину – восемьдесят метров. Ну, ширина – в пределах двух третей. Говорят, что под мощный духовой оркестр на хорах в Корпусе, о котором вспомнил Валентин, могло легко танцевать до двух тысяч пар. Говорят… Вернее, говорили, конечно…

Сейчас при их появлении духовой оркестр не грянул «Встречный», он же – «Грибоедовский» марш, но остальное всё равно впечатляло. Сама собой у Валентина мелькнула мысль, что или Дайяна от безделья с ума чуть сдвинулась и решила в солдатики поиграть, или некий психологический «месседж» в сём действе присутствует. Намёк, по-русски выражаясь.

Здесь был выстроен не только личный состав двух старших курсов этого училища, а можно сказать, и Академии, принимая во внимание уровень образования и квалификации выпускников, но и оставшийся на случай очередного внезапного вторжения дуггуров югоросский офицерский взвод с бравым подполковником Мальцевым на правом фланге. Все в строевой корниловской форме, чёрной с красным, и даже при орденах. Это могло бы выглядеть каким-то цирком – и само построение, и смешение в одном строю трёх взводных коробок красивых девушек в оранжевых костюмах, взвода парней, тоже очень видных собой (Лихарев был примерно таким же сотню лет назад), и боевых офицеров, одетых в мундиры тоже столетней давности. Но отчего-то не выглядело.

Строй отражался в навощенном до зеркального блеска паркете, и хорошо, что в высокие окна не светило солнце – смотреть бы было невозможно.

Показалось Валентину, что Дайяна сейчас скомандует, как положено: «Батальон, смирно! Для встречи справа слушай на кра-ул!».

По штатам старого времени, независимо от реальной численности кадет, курсантов и воспитанников, военизированные учебные заведения в строевом смысле приравнивались к батальону. С петровских времён так пошло, хотя в Пажеском корпусе личного состава было, к примеру, вшестеро меньше, чем в Морском, где числилось целых восемь полных рот, включая две гардемаринские, то есть с обслуживающим персоналом и «подразделениями обеспечения учебного процесса» набирался почти полк.

Здесь сейчас, как мгновенно, не считая, просто окинув взглядом, определил Лихарев, в строю находилось двадцать три югоросских офицера в чинах от поручика до капитана и 118 курсантов обоего пола, из них парней всего девятнадцать. Впрочем, такая же примерно пропорция имела место и во время лихаревского ученичества. По необъясняемым причинам аггрианское руководству удовлетворялось соотношением среди своих координаторов один к пяти, что зеркально отражало половую структуру человеческих (точнее – земных, поскольку все курсанты были биологически людьми, только доведёнными до возможного совершенства) организаций такого рода. Какой-то смысл в этом очевидно был, только Лихарев никогда не пытался в него вникать. А задавать вопросы, не имеющие отношения к изучаемым предметам или правилам внутреннего распорядка, у них не полагалось.

В частности, Валентин (и любой другой курсант) понятия не имел, по какой причине категорически исключались личные контакты между ними и девицами, хотя в теории сексология и сексопатология, а также их использование в будущей практической деятельности изучались весьма подробно и в девичьих, и в мужских группах. Вот бы и тренировались друг с другом (вернее – с подругой). Но нет. Зачёты сдавались лишь на Земле, во время «преддипломной практики». За эти два-три месяца окончательно определялось и наиболее подходящее место деятельности выпускников, и даже их ранг. В отличие от земных училищ здесь отнюдь не все «выходили в полк» лейтенантами или подпоручиками. Можно было и в «сержанты» залететь, младшим секретарём при резидентуре, и сразу самостоятельную должность получить, вплоть до координатора целого континента.

Разумеется, та дисциплина, о которой зашла речь, профилирующей не считалась, но иногда оценка по ней могла серьёзно повлиять на «итоговый балл».

А отношения между курсантами исключались, видимо, потому, что считалось, будто подобные отношения могут разрушить крайне жёсткую аггрианскую иерархию. Кое-какой резон здесь был – женщины обычно занимали более высокие посты во внутренней иерархии, и каким бы образом та же Сильвия могла эффективно руководить им, Лихаревым, и ещё десятком агентов-координаторов мужского пола, имей она с ними в прошлом интимные, причём весьма непростые, как раз по причине сильного полового дисбаланса, связи?