Борис Акунин - Фантастика

Он встал, пару раз присел, помахал руками. С тех пор, как завязал тренироваться по четыре часа в день, тело стало не такое легкое, как раньше. Надо все-таки хоть пару раз в неделю на стадион выбираться — по кругу погонять, попрыгать.

Телефон в гостиной всё надрывался. Отключить лень, отвечать неохота. Не было на свете людей, звонок которых имел бы для Сергея Дронова важность. Ничего, перезвонят. Умыться надо, душ принять.

Сердце ровно постукивало: то-так, то-так. И вдруг, ни с того ни с сего, скакнуло.

Токо-так, токо-так, токо-так!

В воздухе застыла муха. Стало видно медленные движения прозрачных крылышек.

Что за хренотень? С чего бы?

Через несколько секунд скоростной режим отключился, тоже сам по себе, но с чего он врубился-то? Такого никогда не случалось. Если только во сне, когда приснится что-нибудь страшное.

Ужасно Сергей изумился. И встревожился.

А тут еще телефон не унимался. Достал.

Дронов взял трубку и раздраженно сказал:

— Ну?

Ошибся он, оказывается. Имелся на свете человек, звонок которого был важен.

— Баранки гну, — раздался в трубке сердитый голос Сэнсэя. — Ты чего там, бабу с утра тянешь? Десять минут, как моська, гудки слушаю.

— Сэнсэй, да вы же… — Сергей хотел сказать, «по утрам не звоните никогда», но вовремя вспомнил про вчерашнюю договоренность. — Всё путем. Я предупредил. Ждут в двенадцать. Вы говорили, в пол двенадцатого заедете, а они нас ждут в двенадцать. Нормально. Покажут участки, а потом поедем…

— Не получится, — перебил Сэнсэй. — Заседание у меня, срочное. Поезжай один … …! — Он выругался, что позволял себе редко — только когда здорово злился. — Автоответчик бы завел, что ли, раз трубку не берешь. Столько времени на тебя, …, потратил.

И разъединился.

Нехорошо получилось. Не через секретаршу звонил, лично. А он такого человека ждать заставил. Можно сказать, самого главного человека во всей своей жизни.

Если бы не счастливая встреча с тем, кого Сергей привык называть «Сэнсэем», (это по-японски «Учитель»), ничего бы этого не было — ни медалей, ни положения, ни квартиры на Ленинском, ни дачи. Вообще ничего. Скорей всего, замочили бы чересчур шустрого пацана Серегу какие-нибудь серьезные бандиты — если не тогда, на железнодорожном переезде, то в следующий раз. Дурак он был, не врубался, какой ломовой прикуп ему судьба отвалила.

Случай помог. Поехал Иван Пантелеевич по шефским делам в область, на обратном пути машина встала у шлагбаума, и захотелось ему подышать вечерним воздухом. А не захотелось бы?

Тогда, по дороге в медцентр спортивного общества, состоялся у них ключевой разговор.

— Разбойничаешь помалу? — спросил Сэнсэй. Он сидел впереди, рядом с шофером, а Серега сзади. — Не ври, не на лоха напал. Я сам с этого начинал. Потому что глупый был, вокруг одни запертые двери, а силенка через край бьет. Я тебе покажу, куда эту силу направить. Если захочешь, конечно.

— Куда? — вытянул шею зеленый, шестнадцатилетний Дронов.

— В спорт.

— А-а, — разочаровался Серега. Ему, дурню, вообразилось, что гражданин с веселыми глазами сейчас в разведчики позовет, шпионов ловить.

— Чего «а-а». В твоем возрасте главное — характер выковать. А спорт для этого самое оно. Если, конечно, у человека физданные есть. У тебя они точно есть, я видел. Ну-ка, проверим реакцию. Лови.

И кинул в лицо леденец в бумажке (у него всегда в кармане барбариски, любит кислое). Движение молниеносное, едва уловимое — конфетка попала Сереге точнехонько по носу.

— Не спи!

Бросил еще раз. Дронов, хоть и был готов, но не успел даже руку поднять.

— Еще!

Теперь вроде и руку заранее поднял, пальцы растопырил, но все равно пропустил — леденец обидно щелкнул по лбу.

— Э, брат, может, я в тебе ошибся?

Это задело Серегу за живое. Левой рукой он выдернул из воротника иголку, тайком приставил к ногтю и припугнул сам себя: «щас как засажу».

Сработало.

И следующие пять барбарисок поймал запросто.

— Здорово! — Иван Пантелеевич улыбнулся. — Есть руда, будет и металл. Только гляди, Сережа, не прозявь свой талант. Это самое большое преступление, которое может совершить человек. Меня слушай, я тебя настоящим человеком сделаю, на большую дорогу выведу.

Поверил ему тогда Серега, сразу. Потому что никогда в жизни таких людей не встречал.

И правильно сделал, что поверил.

О, спорт!

Сергея поселили в общежитии «Ленинских соколов», без экзаменов приняли в Институт физкультуры, где он отучился пять лет, почти не появляясь на занятиях. Во-первых, у него была индивидуальная программа обучения и тренировок, а во-вторых, какие сессии-зачеты могут быть у чемпиона?

Когда-то спортивный клуб, название которого вскоре стало неотделимо от имени Сергея Дронова, принадлежал Военно-Воздушному Флоту и звался немного по-другому — «Сталинские соколы». Теперь он вроде как числился при министерстве гражданской авиации, но это значило не больше, чем принадлежность «Спартака» мясо-молочной промышленности. «Соколы» были организацией самостоятельной, весьма авторитетной и мощной. На футбол и хоккей клуб ставку не делал — в этих видах спорта была слишком сильная конкуренция, а держал курс на лидерство по легкой атлетике, и на этом поприще не имел себе равных не только в Союзе, но и, пожалуй, во всем мире. Не зря в газетах за «Ленинскими соколами» закрепилось лестное прозвище «кузницы мировых рекордов». А с появлением нового юного дарования молоты в прославленной кузнице застучали с удвоенной (нет, с учетверенной) быстротой.

Иван Пантелеевич Дыбайло (такая у Сэнсэя необычная фамилия — сильная, с металлом) вообще-то в «Ленинских соколах» на службе не состоял. Он был человек большой, государственный, а клубом занимался на общественных началах — вроде хобби такое. Руководство спортобщества перед ним прямо на задних лапках ходило, потому что опора и оплот. И тренировочную базу пробить, и импортное оборудование достать, даже новый стадион построить — всё может.

Про свою основную работу Сэнсэй никогда не рассказывал. Оно и понятно — «Соколами» и лично Дроновым он занимался для души, то есть для того, чтоб отдохнуть от своих важных дел, на время о них забыть. К тому же (это Сергей понял со временем), Ивана Пантелеевича как крупный номенклатурный кадр несколько раз перемещали с одной руководящей должности на другую. В первой половине восьмидесятых он, похоже, служил в ВЦСПС — во всяком случае, Серега заезжал за ним в профсоюзный комплекс на Ленинском. Потом работа Сенсея переместилась на Старую площадь, в один из корпусов Центрального Комитета. Но чем бы он там, в своих государственных высотах ни занимался, страсть у Ивана Пантелеевича была одна — спорт, на который он тратил всё свободное время. А уж сколько с Дроновым, щенком лопоухим, провозился — вовек не отблагодарить, не рассчитаться. Лично вел перспективного спортсмена, причем не по-любительски, а профессионально, как тренер самой что ни на есть высшей квалификации.