Управление - Андреас Эшбах
Война, сделал он вывод, была не для него.
И тем не менее: он научился водить танк и он научился стрелять. В целом последнее казалось ему даже полезным. Только что делать с этой способностью, не вступая в конфликт с законом и чтобы впоследствии не попасть в тюрьму? Ничего. Умение стрелять было полезно только в том случае, если человек шел на войну и убивал от имени государства, а война была не для него.
В отличие от остальных, которые спасались на экзаменах при помощи полученных от предшественников шпаргалок, Ойген Леттке действительно прочитал «Мою борьбу» Гитлера от первой до последней страницы. Учитывая ужасную тоску и скуку, исходящую от этого текста, он считал это значительным достижением, едва ли менее изнурительным, чем тридцатикилометровый марш-бросок с последующим ночным дежурством, но гораздо более выгодным.
После этого он знал, что хоть война и не для него, но она все равно наступит. Все те, кто верил, что Гитлер стремится к миру, просто-напросто не читали его книгу.
Его последующие усилия были сосредоточены на чтении различных военных предписаний, коих было немало. После всего того, что ему удалось для себя уяснить, его положение стало очевидным: как сын героя Мировой войны и как единственный сын его вдовы, которая к тому же нуждалась в помощи или, по крайней мере, легко могла выдать себя за нуждающуюся в помощи, он имел право на бронь, означающую освобождение от военной службы. Другими словами, если наступит война, она будет проходить без него.
Однако вопрос заключался в том, насколько надежной была эта бронь. В первые же месяцы существования новой Германии он усвоил, что новым правителям не составляло труда изменять, аннулировать или просто-напросто нарушать правила, которые раньше считались священными и неприкасаемыми, чтобы впоследствии их можно было привести в соответствие со своими собственными действиями. Тому, кто собирался вести войну против остального мира, в какой-то момент понадобится каждый солдат, которого можно достать, и в случае сомнения черт с ними, с правилами, свидетельствами и законными правами.
Другими словами, его бронь не защитит его навсегда.
Поэтому он начал искать альтернативы. Он должен, сказал он себе, найти способ стать в военном отношении значимым для Рейха в месте, отличном от окопов или танка, а значит, стать более значимым, чем обычный солдат.
И деятельность в таком месте в идеале должна вестись за удобным письменным столом.
Когда в рамках этого поиска он наткнулся на спецслужбы, то сразу понял, что нашел решение, по крайней мере теоретически. Во-первых, деятельность, связанная со шпионажем за другими людьми, была в целом ему по вкусу, и даже очень. Во-вторых, учитывая его личную историю, он, вероятно, мог бы привнести в нее определенный природный талант.
И, в-третьих, подобная деятельность могла предоставить ему возможность успешно завершить его доселе безуспешные поиски последних двух девушек.
Существовали две секретные службы: тайная государственная полиция, гестапо, и СД, Служба безопасности рейхсфюрера СС. У обеих организаций был один и тот же недостаток: они подчинялись Рейнхарду Гейдриху, и нужно было быть членом СС, чтобы иметь возможность кем-то там стать.
Пока он соображал, стоит ли того это членство или грозило попасть из огня да в полымя, он каким-то образом наткнулся на секретную службу старой республики и на тот удивительный факт, что она все еще существовала. Управление национальной безопасности по-прежнему оставалось гражданской организацией и, казалось, мастерски держалось в стороне от дел: идеально. Даже если Гейдрих приберет НСА к рукам, то он, Ойген Леттке, если ему к тому моменту удастся занять более или менее важную должность, сможет сохранить ее или получит равноценную.
Так он в свою очередь начал разузнавать о шпионах НСА. Когда вскоре появилось объявление о приеме на работу, требовался человек с хорошим знанием английского языка, а он этому требованию соответствовал, то Ойген ни минуты не колебался. Он подал заявление, получил работу и сразу же переехал в Веймар. Мать, которой совсем не понравился такой поворот событий, он забрал с собой.
10
Требования в школе становились прямо на глазах все более строгими, потому что по воле фюрера отныне получать высшее образование должны были уже не все женщины. Только лучшим девушкам надлежало сдавать экзамен на аттестат зрелости, остальные были обязаны следовать своему природному предназначению женщины и воспитывать здоровых немецких детей.
Это означало стараться изо всех сил, если не видишь шансов на замужество.
Это также означало внимательно следить, что говоришь. Однажды совершенно внезапно в классной комнате появились люди из государственной полиции и забрали с урока одну ученицу, Ирмгард Ребайн, которая вообще не знала, что случилось. На следующий день классная руководительница сказала им, что Ирмгард шутила над фюрером на Немецком форуме и потому была исключена из школы. Больше они никогда ее не видели.
И, наконец, это также означало то, что закрывалось все больше и больше школ для девочек. Когда Хелена перешла в шестой класс гимназии, в Луизеншуле пришли ученицы расформированной католической женской гимназии. В результате у Хелены появилась новая соседка по парте, коренастая девочка с постоянно немного растрепанными темно-русыми кудрями. Ее звали Мари Шольц, она была дочерью фермера, у которого было свое подворье за пределами Веймара. Они с Хеленой сразу подружились.
Мари приходилось каждое утро очень рано вставать и садиться на автобус до Веймара, без конца объезжающий все деревни, но она не имела ничего против, потому что считала, что ей как крестьянке нужно привыкать к ранним подъемам. К тому же в автобусе всегда были свободные места и возможность вздремнуть. К удивлению Хелены, Мари не состояла в Союзе немецких девушек – она была католичкой, а католические девушки, считала она, не могут петь песни, обязательные в СНД.
На самом деле она была слишком католичкой: она носила цепочку с бросающимся в глаза крестиком, молилась перед едой и каждое воскресенье ходила в церковь.
А по утрам, спустя некоторое время заметила Хелена, Мари говорила что-то иное, чем «Хайль Гитлер», когда учитель или учительница входили в класс.
– Я просто говорю «дай литр», – тихо призналась Мари.
– А почему? – удивилась Хелена.
– Потому что «хайль» можно произносить только в молитвах, – серьезно ответила Мари, – а именно в отношении Спасителя.
Она казалась Хелене чересчур набожной, но сама фраза ей понравилась, и с тех пор она тоже говорила каждое утро «Дай литр!» и тихонечко ухмылялась. Если произнести достаточно невнятно, то никто не заметит
