Роберт Хайнлайн - Марсианка Подкейн

— Достаточно, — он самодовольно напыжился.

— Ладно. Неважно. Но — что это было? Я так и не смогла догадаться.

— Ты бы эту штуку нашла, если бы тебе не взбрендилось сразу же мчаться смотреть корабль. Туповата ты у нас, Подди, туповата. И сама это сознаешь, верно? И вдобавок предсказуема вернее, чем закон земного тяготения. И все твои действия я всегда могу вычислить.

Только не беситься! Если Кларку удается тебя разозлить — тут-то ты и влипла.

— Может быть, может быть, — согласилась я. — Так расскажешь? Надеюсь, это не звездная пыль была?

— Еще чего! — он скроил оскорбленную мину. — Ты знаешь, что здесь за это бывает?! Отдают туземцам, которые нанюхались твоего товара! Потом властям и на кремацию тратиться не надо…

Меня передернуло, и я решила поменять тему.

— Так ты скажешь или нет?

— Ммм…

— Клянусь святым Подкейном, никому не скажу, — это — моя личная, тайная клятва; посторонним — не трогать!

— Святым Подкейном…

И чего это меня понесло на такие клятвы?

— Ладно. Только ты ведь поклялась. Бомба.

— Че-го-о?!

— Да не такая уж и мощная. Совсем маленькая. Полное уничтожение в радиусе не более километра. Всего делов.

Знал бы кто, чего мне стоило прийти в себя.

— Зачем? Куда ты ее дел?

— Да дураки они все, — пожал плечами Кларк. — Заплатили мне громадные деньги только за то, что я пронес этот сверток на борт. Такой брехни мне натолкали — как, мол, важно, чтобы никто его не видел, это, мол, сюрприз капитану, и я должен непременно ему вручить на «капитанском» ужине в последний вечер. Ты, мол, сынок, только спрячь от всех, чтобы сюрприз вышел как надо, последний, мол, вечер — это не просто «капитанский» ужин, это будет день рождения капитана, подарок, мол, уже завернут и ленточкой перевязан… Но ты же знаешь, у меня такие штуки не проходят. Был бы настоящий подарок на день рождения, зачем тогда меня подкупать? Просто отдали бы суперинтенданту на хранение, и все. Ну, я прикинулся дурачком и начал набивать цену. И эти идиоты мне заплатили. Когда уже надо было двигать на паспортный контроль, они вконец издергались и на все были согласны. А я, пока ты трепалась с дядей, сунул сверток в твой чемодан и после присмотрел, чтобы тебя не обыскивали. Как только мы поднялись на борт, я хотел его забрать, да стюардесса помешала, она твою спальню чем-то опрыскивала. Потом я забежал, забрал, но пришлось все бросить и потом возвращаться, чтобы запереть чемодан, потому что дядя Том приходил за трубкой, так что в один прием не вышло. В первую же ночь я коробку открыл — в темноте и со стороны дна, потому что уже примерно понял, что там должно быть.

— А зачем?

— Сестренка, ну подумай ты головой! Мозги от бездействия и заржаветь могут… Вначале они мне предложили столько, сколько посчитали невообразимой для пацана суммой. Я отказался — задрожали и принялись набавлять. Я упираюсь — сумма растет. Расте-от… Они даже не потрудились сочинить, что на Венере на борт поднимется человек с цветком в петлице и назовет мне секретный пароль, и… Значит, их уже не волновало, что будет после того, как эта штука попадет на корабль. Итак, вывод?.. Воспользуйся самой элементарной логикой. Словом, я это открыл и разобрал. Оказалось — бомба замедленного действия. И таймер был заведен на три дня после отлета. Брр…

Меня аж в дрожь ударило.

— Ужас какой…

— Нда. Кисловато могло обернуться, — согласился Кларк, — если бы я оказался взаправду таким тупым, как они воображали.

— Но зачем это вообще могло кому-то понадобиться?

— Чтобы корабль не дошел до Венеры.

— Но зачем?!

— Подумай сама. Лично я уже понял.

— А… А что ты сделал с этой штукой?

— Сберег самые важные части. Кто его знает; может, и пригодится.

Больше мне ничего не удалось из него вытянуть — и теперь не могу никому ничего сказать из-за клятвы святым Подкейном. Еще девятнадцать вопросов остались без ответа. Вправду ли там была бомба? Или он просто в очередной раз сплел на ходу правдоподобное объяснение, чтобы пустить меня по ложному следу? Если бомба таки была, где она? Все еще на «Трайкорне»? Здесь, в нашем номере? Или в хранилище «Тангейзера», в какой-нибудь безобидной с виду упаковке? Или отдана на хранение его личному телохранителю, Хосе? Или спрятана в любом из тысяч укромных уголков Венусберга? Или я в суматохе просто ошиблась на три кило, а Кларк шпионит за мной исключительно потому, что натура у него зловредная? (Кроме шуток; он всегда шпионит, если еще чем-нибудь не занят.)

Что тут скажешь? Я решила выжать из момента истины все, что можно, — если только это и вправду был момент истины.

— Я ужасно рада, что ты до всего докопался. Но штука, которую ты проделал над миссис Гарсиа и миссис Ройер, — просто блеск! И Герди в восторге…

— Правда? — живо спросил он.

— Ну еще бы! Но я даже словом не намекнула, что это твоя работа. Так что можешь сам ей рассказать, если хочешь.

— Ммм, — протянул он с донельзя счастливой физиономией. — А доброй старой леди Ройер я еще кое-чего добавил. Мыша ей в постель запустил.

— Кларк?! Вот здорово! Только… Откуда ты мышь взял?

— Купил у корабельного кота.

Ну почему я не родилась в милой, нормальной, в меру туповатой семье? Как было бы жить удобно… Хотя в Кларке, конечно, что-то есть.

Однако времени беспокоиться по поводу тяжких преступлений и мелких проступков братца у меня не было. Слишком уж многое в Венусберге может сбить с толку невинную девушку, неожиданно обнаружившую у себя вкус к «красивой жизни». Особенно Декстер…

Я ведь больше не «прокаженная» и могу бывать где угодно, и даже за городом, и без этого мерзкого респиратора, в котором я похожа на поросенка с голубыми глазами. А Декстер, такой милый, всегда готов сопровождать меня куда угодно, даже по магазинам. А в здешних магазинах любая девушка, если никто не схватит за руку, может только на одни наряды спустить доход средней величины государства. Но я — почти всегда — держалась в рамках и тратила только то, что у меня было отложено на Венеру. Декстер, не прояви я твердости, купил бы мне все, что я захочу, ему это — только пальцем шевельнуть. (Денег он при себе никогда не носит, даже чаевые дает по какой-то совершенно непонятной системе кредита). Но я ему ничего дороже какого-нибудь заковыристого мороженого не позволяю для меня покупать — не стоит рисковать «любительским статусом» ради каких-то тряпок. А мороженое, на мой взгляд, скомпрометировать не может, да и о талии мне пока заботиться не нужно — я могу съесть что угодно без неприятных для нее последствий.

И вот как-то после напряженного трудового дня (осваивали последние новинки из Рио) Декстер повел меня в мороженицу. А «мороженица», надо вам сказать, по сравнению с нашим «Пассажем Наслаждений» — все равно что «Трайкорн» рядом с тачкой. Себе он взял кофе с молоком и с удивлением наблюдал, как ем я. Для начала — разминка в виде бессмертной клубничной содовой, затем — вещи посерьезнее: пломбир-десерт, приготовленный (не иначе как гением архитектуры) из десятка сортов мороженого с сиропами, кремами, привозными фруктами и орехами и называющийся, соответственно, «Тадж-Махал» или «Карамели-манджаро».

Бедная Герди! Ей-то приходится поститься круглый год, точно Симеону Столпнику! Вопрос: хватит ли меня на такие жертвы ради сохранения фигуры? Или придется стать этакой уютненькой толстушкой, наподобие миссис Грю? Кто его знает…

А с Декстером мне и в других случаях приходится проявлять твердость, хотя и не так явно. Он, как оказалось, настоящий гений-обольститель и всегда прямо рвется рассказать мне что-нибудь «на сон грядущий». Но я не собираюсь быть Обманутой Девушкой, возраст уже не тот. Трагедия Ромео и Джульетты не в том, что умерли так рано, а в том, что позволили рефлексам взять верх над здравым смыслом.

А у меня рефлексы в полном порядке, а уж гормональный баланс — просто шик. И бесплодные увертюры Декстера только вызывают какое-то такое теплое ощущение в низу живота да заодно подстегивают-таки мой метаболизм. Наверное, следовало бы мне оскорбиться относительно его гнусных намерений — дома, без сомнения, так бы и вышло — но здесь Венусберг, а в Венусберге грязные приставания и формальное предложение руки и сердца вещи почти неразличимые.

Насколько мне известно, в доме Декстера уже есть семь жен, на каждый день недели — своя. Подробнее не выясняла, и номером восьмым в любом случае быть не желаю.

Рассказывая об этом Герди, спросила, почему я не чувствую себя оскорбленной. Может быть, забыли в мою микросхему добавить элемент нравственности (что в случае Кларка, несомненно, имело место)?

А Герди улыбнулась приятной, загадочной улыбкой, означающей, что она думает что-то такое, насчет чего не хочет быть полностью откровенной.