Кир Булычев - Монументы Марса (сборник)

Я ждал, когда увижу Лиину. Она откроет мне тайну, если тайна лежит в пределах моего понимания. Я боялся того, что понять ее не смогу. Как не смогу никогда осознать физический смысл бесконечности.

Я хотел спросить о Лиине, а спросил другое:

– А где ваши волшебники? Старцы?

– Их нет, – ответил Господин и не стал вдаваться в подробности.

Холл дворца был невероятно высок. Пожалуй, конструктивно Лиине не было смысла так поднимать потолок – впечатление на визитера это производило оглушающее.

Арки свода сходились на уровне облаков, и разноцветные стекла витражей создавали в воздухе скорее видимый, чем слышный, перезвон детства. Голубь, залетевший в открытое там, в выси, окно, неспешными кругами осваивал новое пространство.

– Ну вот, – сказал укоризненно Господин. – Когда дождь пойдет, как закроете?

Один из лакеев ответил:

– Здесь предусмотрен подъемник для того, чтобы снимать пыль или мыть окна.

Господин уже шел к лестнице, которая вольными полукружьями раздваивалась, ведя на второй этаж.

Спеша за ним, я взялся за перила, и предупреждающий оклик лакея запоздал – на подушечках пальцев и ладони остались пятна белой краски.

– Можно было бы предусмотреть, – рассердился Господин Тумана. – А вы бы лучше смотрели, за что хватаетесь!

Я удивился раздражению в мой адрес.

Господин Тумана задрал тогу, под которой обнаружились широкие штаны, вытащил из кармана большой кружевной платок и кинул мне.

Платок белым скатом приплыл мне на руки.

– Так жаль, когда хоть пылинка падает на завершенную работу, – сказал Господин, и я примирился с его раздражением.

Я вытер пальцы. Мы поднялись на второй этаж.

Заиграла музыка – она лилась сверху, но оркестра не было видно.

Открылись двери в главный зал – он был так же высок, как вестибюль, видно, размещался в соседней с ним башне. Стены были белыми в золотых узорах, по стенам были развешаны гигантские полотна, изображающие пейзажи, мозаичный пол искусно изображал морское дно.

Посреди зала стояла небольшая группа людей.

Господин Тумана быстро прошел к возвышению в торце зала, где стояло кресло.

Он уселся в кресло и, увидев, что я отстал, крикнул мне:

– Да скорее же! Идите сюда.

Группа людей потянулась к возвышению. Они шли молча.

Я прошел близко от них и понял, что все они бедняки. Именно таким было мое первое впечатление. Бедняки. Бедные несчастные люди. Поднявшись на возвышение, я оказался с этими людьми лицом к лицу.

И понял, откуда возникло это ощущение бедности.

Одежда этих людей являла собой крайнюю степень изношенности, как будто была протерта многолетним употреблением, штопана-перештопана, заплатана, но при том и дырява. То же было и с обувью… И волосы у этих людей были длинными, кое-как обрезанными. И седыми.

Все они были седыми, старыми, как сама смерть.

Даже Господин Тумана, лишенный сентиментальности, был, по-моему, поражен видом этих людей.

– И это все? – спросил он.

– Все, – ответил старик из первого ряда.

– А остальные? – спросил Господин и первым ответил: – Умерли.

– Умерли, – прошелестело в толпе.

– Это чудесный дворец, – сказал Господин и смахнул слезу, чему я был удивлен. Голос его прервался, словно слезы душили его. – Это лучший в мире дворец. Можно положить тысячу жизней, но не построить такого дворца. И пускай наш гость, – он смотрел на меня наполненными слезами глазами, – пускай он подтвердит, что никогда и нигде не видел ничего подобного.

Я сказал тогда:

– Я бывал на очень многих планетах, я посетил тысячу миров. И я клянусь вам, что подобного замка и подобного дворца нет нигде. И я думаю, что никогда не будет.

Старые бедняки молчали и не смотрели на меня.

– Вы слышали? – громко спросил Господин. – Сегодня прилетает сам комиссар Галактики, и он увидит, какой дворец есть на нашей планете. Так что теперь вы можете идти и отдыхать. У вас все будет – пока вы будете жить, у вас все будет.

И тогда я, обшаривая взором эти лица, озаренный черным светом понимания, кто они и почему они так бедны и стары, увидел наконец лицо Лиины. Она почему-то держала в старческой лапке измочаленный и почерневший от старости рулон с проектом дворца. Она высохла и была непохожа на вчерашнюю Лиину, но глаза остались прежними – если видеть только глаза.

Она не хотела узнавания. После первого проблеска радости от встречи наших взглядов она отвела глаза и сразу растворилась в кучке стариков и старух.

– Идите, – сказал Господин, – идите, помойтесь, отдыхайте. Вы можете выбрать одежду в моих кладовых.

Они пошли прочь. Покорно. Уже забытые. Я ждал, что Лиина обернется, а она не обернулась.

– Сколько их было? – спросил я.

Один за другим старики втягивались в открытые двери. И исчезали.

– Когда? – спросил Господин Тумана.

– Вчера вечером.

– Шесть тысяч. Если нужна более точная цифра, я ее для вас прикажу найти. Но сами понимаете… многие умерли. Но не от беды, не от случайности – от старости. Я думаю, что не надо рассказывать господину комиссару о том, что этот замок построен за одну ночь.

Я согласился с Господином Тумана. Но он, словно не был уверен, правильно ли я его понял, пояснил:

– А то у вас будут думать, что мы можем делать такое всегда… Но у нас есть один мост, он был построен семьдесят три года назад, когда…

– Я помню.

– И этот дворец. А больше такого не будет. Ведь он строится раз в жизни.

Я знал, что все равно комиссар узнает об этом. Или узнают люди, сопровождающие его. Я сам могу проговориться.

Днем приехал комиссар. Он милый человек, мы давно с ним работаем вместе. Я тогда же, вечером, когда мы остались в каминной – схожей с готическим храмом, устланной коврами и шкурами зверей зале, – рассказал ему, что дворец был построен за ночь, что вчера еще – я сам уверен в этом – на месте дворца был пустырь.

Господин комиссар не поверил мне. Сначала не поверил. Может быть, потому, что в моем голосе не было уверенности. Может быть, потому, что я все равно подозревал себя в странном состоянии безумия.

На следующий день по холодку мы гуляли с комиссаром по городу. Город все еще был тих и словно задумчив.

– Наверное, многие, – сказал комиссар, и я понял, что он уже поверил мне, – за ту ночь потеряли близких. А если они возвратились… то это печальный парадокс.

Я услышал, как наверху скрипнуло. Я поднял взгляд. На втором этаже распахнулось окно, и оттуда к моим ногам упал ветхий рулон бумаги. Комиссар поднял его, а я смотрел наверх и увидел Лиину, которая сначала отшатнулась от окна, но затем вновь приблизилась к нему. Ее сухие сморщенные губы раздвинулись словно в улыбке, она хотела что-то сказать мне, но не сказала – я думаю, что в моем горестном взгляде она увидела нечто обидевшее ее. Но во мне не было желания ее обидеть.