Александр Студитский - Ущелье Батырлар-Джол

Кусая губы от злобы, он выждал, пока нога сквозь кожу ботинка не ощутила легкого удара. Тогда резким рывком он выбросил ногу на берег, сморщив лицо гримасой отвращения. В воздухе мелькнуло длинное полупрозрачное тело странного существа и шлепнулось на землю. Павел придавил его ногой, с омерзением разглядывая панцырь утолщенной головы с темными, неподвижными бусинками глаз и длинными серповидными челюстями, впившимися в кожу ботинка. Вытянутое, расчлененное тело извивалось и дергалось, пытаясь освободиться от придавившей ноги.

- Черт тебя возьми, - сказал Павел, растаптывая отвратительное существо с таким ожесточением, словно бы ему привелось уничтожить самого ненавистного врага.

Это был ежедневный ритуал, бессмысленный и бесполезный, - ловля и уничтожение неистребимого противника.

Туман рассеивался. Павел продолжал всматриваться в поверхность воды. Гладь озера застыла в безмолвии и неподвижности. Луч солнца скользнул по зеркалу воды. И сейчас же, словно вспаханная невидимым плугом борозда, по воде пробежала узкая полоса, от которой по сторонам пошли невысокие, тяжелые волны.

Борозда стремительно приближалась.

- Гадина! - пробормотал Павел, смотря на нее исподлобья.

Он нагнулся, поднял камень, швырнул в воду. На солнце блеснул фонтан ослепительных брызг. Полоса изогнулась тупым углом. Из воды мотнулся огромный черный раздвоенный хвост, и пятиметровое тело, внезапно обрисовавшееся силуэтом чудовищной рыбы ушло в глубину.

- Опять забавляешься? - услышал Павел бодрый голос Петренко. - Доброе утро, дружище!

- Ничего доброго не вижу, - отозвался Павел не оборачиваясь. - По-моему здесь не один, а несколько этих крокодилов. Они стали шнырять здесь беспрерывно.

Петренко подходил, с трудом ковыляя. На загорелом лице, припухшем от сна, топорщились рыжеватые, растрепанные усы. Однако, не смотря на легкие гримасы, подергивавшие лицо при каждом шаге, глаза его лучились бодростью и оживлением.

- Необходимо что-то предпринимать, - поднялся Павел ему навстречу. Как твоя нога, Григорий?

- Немного лучше, - поморщился Петренко. - Но ходить толком все еще не могу.

Павел помолчал, машинально ковыряя каблуком каменистую почву.

-А я все-таки думаю, что надо попробовать прорваться, - сказал он, глядя себе под ноги.

- Как прорваться? Каким путем?

- А тем же, которым нас сюда занесло.

- Вброд?

-Да.

- Ты с ума сошел! Чтобы тебя сожрали эти.. чудовища прежде чем ты сделаешь десять шагов?

- Ну, не съели же они нас, пока мы сюда шли!

- Бывает же сумасшедшее счастье... Но рассчитывать на него второй раз и испытывать свою судьба таким бессмысленным образом... нет, этого не будет! Слышишь, Павел? Я говорю тебе это как члену партии. Терять голову нет никаких оснований. Продукты у нас еще есть... Будем ждать.

- Но чего? Чего, - я тебя спрашиваю?

- Самай - умная девушка и альпинистка... И она найдет возможность придти к нам на помощь.

Петренко осторожно опустился на землю, поддерживая больную ногу.

-А эти... гады? - показал он на исполинское насекомое, раздавленное сапогом Павла. - Допустим, ты сумеешь проскользнуть незамеченный рыбами. Но от этой мерзости тебя не спасет ни шум, который ты можешь производить, ни быстрота передвижения. А один укус такой твари - и вот тебе результат.

Петренко похлопал по своей ноге, бережно перекладывая ее в более покойное положение, и прислушался.

- Ну, начинается, - сказал ей, досадливо морща лоб.

Послышался низкий вибрирующий звук жужжания. Через мгновение к нему присоединился другой, третий... Теперь уже весь воздух был наполнен слитым гулом, похожим на трещанье самолетного винта после остановки мотора: фр-р-р-р... фр-р-р-р ..

Петренко вытащил из кармана маленький пистолет, взвел курок и, положив рядом с собой на землю, стал свертывать папиросу. Павел молча повторил его движения, внимательно обводя взглядом пространство над озером.

- Пожалуйста, встречайте первого гостя, - сказал он с легким возбуждением в голосе.

Блеснули на солнце тонкие, прозрачные, желтовато-серые крылья, и совсем близко от них повисло в воздухе вытянутое, расчлененное тело гигантской стрекозы с длинными лапками.

- Имей в виду, - сказал Петренко спокойно, - стрекоза бросается на свою жертву при двух условиях: если она находится прямо перед ней и проявляет себя движениями. Так что, когда заметишь, что она обратила к тебе глаза, остерегайся делать резкие движения.

- Словом, я полагаю, что положение атакующего всегда выгоднее, чем положение обороняющегося, - ответил Павел, поднимая пистолет и прицеливаясь - Я стараюсь бить в грудь. Здесь у них самые крупные нервные узлы.

Выстрел взорвал неподвижный воздух, несколько раз повторившись постепенно ослабевающими звуками эхо. Стрекоза метнулась в сторону и, беспорядочно дергая крыльями, стала планировать вниз. Сейчас же из воды метнулся черный силуэт, и насекомое исчезло в пасти исполинской рыбы.

- Карбон! - воскликнул с усмешкой Петренко. - Вот так истребляли друг друга рыбы, амфибии и насекомые в каменноугольную эпоху.

- С той разницей, что это не каменноугольные, а вполне современные гады, - заметил Павел. - Те же рыбы, лягушки, стрекозы, которые населяют нормальный мир, только увеличенные во много раз.

- Полагаю, что пора завтракать, - сказал, приподнимаясь, Петренко. Сейчас поднимут рев лягушки.

И, словно в ответ на его слова, из воды послышался густой басовый звук неправдоподобного урчанья:

Ур-р-р-р...

Павел махнул рукой.

- Давай есть.

Они расположились на крутом берегу островка спиной к воде. Ели молча, потому что из-за дикого, сверхъестественного рева нельзя было услышать даже собственный голос.

Павел автоматически совал в рот куски сала, сваренных вкрутую яиц, хлеба. Есть не хотелось, и пища казалась безвкусной, как вата. В голове тяжело ворочалась мысль о переправе с острова на близкий берег озера возникала и гасла, не находя выхода.

В реве лягушек был какой-то порядок: дикая музыка чередовалась с краткими моментами молчания, словно невидимый дирижер руководил этой ошеломляющей стихией звуков. В один из перерывов Павел, встряхнув головой, чтобы освободиться от неприятного ощущения в ушах, обратился к Петренко просительным тоном:

- Попробуем, Григорий...

- Ты все о том же? - поднял на него глаза Петренко.

Павел кивнул головой.

- Немыслимо больше, - сказал он, растирая уши ладонями, - от одного этого рева можно с ума сойти.

Петренко развел руками и вдруг застыл в этой позе, точно пораженный молнией. Его темное лицо стало серым. Глаза с напряжением остановились на чем-то позади Павла.

- Спокойно, - прошептал он едва слышно, медленно опуская руку и шаря по земле около себя.