Богдан Петецкий - «Рубин» прерывает молчание

— Спокойно, — раздался приглушенный голос Моты. — Ничего не происходит. Это только буря…

Я посмотрел туда, откуда доходил его голос. На фоне экрана, облитый фиолетовым полусветом, его силуэт напоминал фантастическое приведение из какого-то фильма.

Он стоял на расстоянии нескольких шагов от пульта, качаясь на широко расставленных ногах.

— Это только буря, — повторил он. — Но наденьте скафандры. Станция была лишена некоторое время энергии… может произойти замыкание. А через минуту пойдем под воду…

— Под воду? — спросил не слишком осмысленно Фрос.

Мота медленно наклонил голову.

— Угу… пока же идите посмотрите.

Я машинально шагнул вперед. В этот момент станцию тряхнул очередной толчок, сильнее предыдущего. Я закачался, но шел дальше. Из коридора, ведущего к нижним этажам, дошел какой-то металлический звук. Я обернулся и увидел, что Фрос уже полностью в скафандре, быстрым шагом пересекает кабину. Я догадался, что он намеревается сделать, но вмешаться было уже поздно. Впрочем, те, внизу, не ждали приглашения, так как лишь только двери отворились, в коридоре замаячили знакомые силуэты. Я услышал, что Фрос что-то говорит им, но не понял слов.

Внезапно воздух прошил чудовищный, огромный шум. Кабину наполнил визг смешанных звуков, какое-то дудение, трески, как будто-бы гигантские искрящиеся переключатели, прерывистый вой сирен тревоги, соединенные с мокфонами передатчиков, отголоски урагана, несущие с собой отчетливые вызовы радиооператоров.

Я молниеносно бросился в сторону экранов и поискал Моту взглядом. Он стоял спокойно, словно нигде и ничего не происходило, и улыбался. Его правая рука покоилась на одном из глушителей пульта связи.

— Ионосферная буря, — буркнул он. — Так это выглядит во всем диапазоне дециметровых волн. Неплохо, а?

Он убрал руку. Внезапная тишина, не менее ошеломляющая, чем минуту назад вторжения импульсов, атакующих сейчас антенны станции.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы опомниться. Я услышал позади себя приглушенные голоса чужаков, но не обратил на них внимания.

— Магнитная тоже? — добавил я, показывая движением головы на светящиеся края экранов.

— Угу, — подтвердил Мота. —Свет приходит из верхних слоев атмосферы. Здесь только отражения. Но это не все.

Его ладонь протянулась к миксеру наружных микрофонов. Еще до того, как плоская рукоятка заняла верхнее положение, в мои уши ворвался глухой, вибрирующий грохот. Он шел в таких низких регистрах гаммы, что временами переставал быть слышимым. Но именно от него дрожали панцирные стены конструкции, весящей, приблизительно говоря, каких-нибудь двести тысяч тонн.

— Ветер? — завопил я чуть ли не в ухо ему, стараясь перекричать гром.

Он кивнул головой. Секунду стоял в той же позе, словно любуясь этим пронзительным звуком, который человек наверняка не мог безнаказанно слушать дольше нескольких секунд. Потом он отключил микрофоны и жестом указал на экраны.

Картина, видимая на прямоугольных попаромических экранах, изображала безумие. И вместе с кружащимися полосами фиолетового света кипели мрачные, почти черные фигуры, освещаемые секундными всплесками, словно прокладывающими себе дорогу из невыразимой глубины. Временами изображение исчезало, прошитое кустистым взрывом ртути, то снова, потемневшее внезапно, делилось на ритмично скачущие пояса, убегающие к верхнему краю экрана.

— Ваше разведение планктона, — буркнул в какой-то момент Мота, не поворачивая головы, — будете начинать заново. Продержится месяц… может, два. Такие пейзажи встречаются здесь довольно часто. Сам я насчитал почти сотню… в течение десяти лет.

Правда! Для него в этом нет ничего нового!

Меня охватило спокойствие. Я отошел на несколько шагов, чтобы охватить целостность картины, видимой на экранах. Понемногу она начинала меня привлекать. Раз и другой проглянуло передо мной в пепельном танце форм и красок элементы какой-то сильной, грозной гармонии.

… Большой универсализм и одновременно ускорение метаболических процессов… — дошли до меня слова кого-то из чужаков, сказанные более громким шепотом.

— Это бесполезно, — отчетил другой голос. — Принудительная автокорректура тканей годами еще останется фантазией. Может, если применить неорганическое сырье… понимаете, иная энергетика связей…

— Мы пробовали, — я узнал голос Зары, — в матрицы вписывать высокомолекулярные производные металлов, и вы знаете, что из этого вышло…

Минуту царила тишина.

— Во всяком случае, это был бы шаг вперед, — ответил Клеен. — Адаптация в условиях избыточного давления…

— Хотите туда выйти? — спросил внезапно в полный голос Мота. — Пожалуйста! Только вы должны поспешить. Ну?

— Почему выйти? — не понял Фрос.

— Именно об этом они говорят, — пояснил со злой улыбкой я. — Думаю, вам не следует им мешать, — добавил я. — Речь идет о важнейших экспериментах… если я что-то из всего этого понял?

Воцарилось молчание. Мы оба с Мотой повернулись спинами к экранам. Перед нами почти на расстоянии вытянутой руки были лица чужаков, освещенные теперь танцем светящихся цветных полос. Их неподвижные силуэты производили впечатление статуй, участвующих в странном экспрессионистском спектакле. В глубине рисовался бледный словно выцветший скафандр Фроса.

— А вам не хотелось бы? — упал внезапно сказанный сильным, слегка задиристым тоном, вопрос Лона. Стоящий около него Клеен сделал быстрое движение рукой, словно хотел его задержать. Секунду никто ничего не говорил.

— В конце концов мы могли бы это сделать, — голос Моты снова стал сочным. — В скафандрах…

— В скафандрах! — повторил с презрением Лон. — И куда бы вы пошли? На берег? Немного дальше? А туда, откуда плывут эти голоса, которые мы только что слышали? А звезды? А все пространство? И его вы тоже хотите покорить в скафандрах?

— Успокойся, Лон, — тихо сказал Дари. — Эта буря действует на твое воображение.

— Почему же? — запротестовал Фрос. — Говорите…

— … Но чуть погодя, — продолжал за него голос Мота, — Это началось в час шестнадцать местного времени, — он оглядел табло хронометров. — А сейчас…

Стал слышен отдаленный шум компрессоров. Посуда в кухонном автомате забренчала.

— Идите ближе, — Мота отодвинулся, открывая экран. Его ладонь покоилась на пульте. Пальцы он держал приподнятыми и нависшими над широкими красным клавишем.

Прямоугольник внезапно пригас. Картина отдалилась, набрала перспективу. Можно было различить кипящую поверхность моря, более темную полосу суши и туч. Внезапно в глубине возникла какая-то монолитная и заслоняющая горизонт стена и быстрее начала набирать высоту. Она заслоняла поочереди все более низкие области моря, все выше взбирающиеся очертания далеких континентов, и только тогда я понял, что вся эта громада несется с огромной скоростью в направлении к станции. Я открыл рот для крика, но в ту же самую долю секунды пальцы Моты упали на красную клавишу, шум компрессоров стал не так выше, и пол ушел у нас из-под ног. Через экран прошла одна черная полоса, потом его поверхность покрылась светлым, невозможно мелким пеплом. Стены кабины застонали под ударом, но он прошел без эха, словно все конструкции с нами вместе покрывали толстый слой ваты. Еще секунда, замирающее мяуканье компрессоров, сгиб ног в коленях, чтобы удержать растущую тяжесть тела, и пол замер. Станция опустилась на дно океана.