Игорь Байкалов - Область трансцендентности

– Удобно?

– Вполне, – ответил я. Голоса извне звучали слегка приглушённо, что меня почему-то позабавило.

– Глаз, включай связь.

– Выполнено, – ответил искин. – Проверка скафандра завершена. Функциональность подтверждена.

– Как меня слышно? – услышал я капитана одновременно из двух точек.

– Отлично. Работает.

Северин и Манулов ещё раз проверили герметичность, после чего прочитали мне короткую лекцию на тему, как пользоваться скафандром. Я жадно слушал их, впитывая каждое слово. В принципе, всей аппаратурой управлял искин «Глаза». Моя задача сводилась к заданию приоритетов и управлению двумя реактивными двигателями, закреплёнными на спине – для этого имелось два джойстика, выступающих на «подлокотниках». Выхлоп, как мне пояснили, они давали слабый, что сказывалось на тяге, но оно и понятно: не ставить же на скафандр двигатели от истребителей. После того, как я повторил всё слово в слово, капитан одобрительно похлопал меня по спине и сказал:

– Отлично, давай в шлюз.

Я сделал первые шаги. Тяжёлые магнитные подошвы мешали движению, постоянно прилипая к полу, но до цели всего метров десять. Приподнятое настроение и нетерпеливое ожидание толкало меня вперёд. Когда двери шлюза сомкнулись, я почувствовал, насколько всё серьёзно. Нет, не то, чтобы я не осознавал этого раньше, но чувство пришло именно сейчас, когда я услышал звук насоса, выкачивающего воздух. Я вытащил крючок фала из стены и закрепил его на скобу своего скафандра – стандартная мера предосторожности, много раз спасавшая жизни людей. Воздуха в камере становилось всё меньше и меньше. Барометр словно бы вёл обратный отсчет. Наконец, его стрелки оказались на нуле, и створки двери стали расступаться.

Вдалеке я увидел второй разведчик. Выглядел он так же, как и наш, невероятно грациозный и красивый. Взгляд буквально приковался к едва уловимому силуэту, пробудив во мне спящего эстета. По полу прокатилась волна, передав звук механизмов шлюза. Можно выходить.

Я сделал шаг, затем второй и вдруг понял, что стою на краю бесконечной во все стороны пропасти. Страх мгновенно сковал меня, словно кто-то невероятно сильный вцепился в руки и ноги и не позволял совершить даже малейшего движения.

– Всё нормально, Юра, – услышал я голос Северина. – Это у всех бывает. Нужно перебороть себя. Сделай это так же, как делал раньше.

Вот тут-то я и пожалел, что соврал. Правду говорят те, кто утверждает, что ложь наказывается. Вот оно, моё наказание: чёрная бездна космоса, завораживающая и пугающая. Мой страх чётко фиксировала хитрая аппаратура скафандра и предательски передавала на пульт. И тут я подумал: почему я позволяю организму обманывать себя? Ведь знаю, что как только переступлю границу, гравитация исчезнет и не будет никакого падения. Собрав волю в кулак, я заставил себя прыгнуть и почувствовал, как тело стало невесомым. Руки непроизвольно дёрнулись, пытаясь ухватиться за пустоту, но я тут же вернул контроль.

– Бывает, – сказал капитан. – Это реакция на перепад гравитации. У некоторых это и не проходит.

– Да, понял, – ответил я, чувствуя, что мгновенно вспотел. К горлу подкатывала тошнота. – Белоусов уже вышел?

– Нет, готовится к выходу. Попробуй передвигаться с помощью двигателей. Работал с ними?

– Пока нет, – ответил я и схватил джойстики. Рукоятки ходили легко, и двигатели слушались хорошо, обеспечивая плавный ход. Главное при этом было не закружиться или не пережечь фал. И хотя тот сделан из огнеупорного материала, подумалось, что необходимо следить ещё и за этим. Поначалу всё кажется таким простым, а при приближении обнаруживается множество мелких проблем, о которых даже не догадывался.

Двери шлюза второго разведчика разошлись и выпустили маленькую фигурку. Очевидно, это Белоусов. Я наблюдал за ним и с белой завистью понял, насколько хорошо он управляет движением: никаких рывков и лишних поворотов. Очевидно, археолог прошёл практику и на планете, и до полёта.

– Что у нас с объектом? – услышал я голос археолога, но спрашивал он не меня. Общий канал связи так и оставался открытым.

– Пока ничего нового, – ответил Ренор.

– Степанов, следуй за мной, – на этот раз учёный обратил на меня внимание. – Торопиться не будем, сначала просто приблизимся на двадцать метров.

– Если что-нибудь заметите опасное, сразу возвращайтесь, – снова напомнил о себе руководитель Научной Группы.

«Знать бы ещё, как выглядит это «опасное», – подумал я и ответил. – «Очевидно, нечто круглое».

Наверное, эта мысль отвлекла меня, и я почувствовал себя раскованнее и увереннее. В конце концов, надо оправдать возложенное доверие, а не заниматься рефлексиями.

Я и Белоусов приближались к шару. Разведчики зависли на расстоянии двухсот метров от него, но артефакт пока нельзя было разглядеть невооружённым глазом, а направлять на него огни никто не предлагал. Вообще мы старались «фонить» как можно меньше, а потому я ориентировался по данным навигационных приборов, которые проецировали изображение прямо на стекло.

До артефакта осталось всего пятьдесят метров, когда я заметил его. Он чернел на фоне пелены космоса и притягивал взгляд, но совсем не так, как привлёк меня разведчик-близнец. Там ощущалась красота дизайна, а здесь красота скрытой силы. Я не заметил, когда притормозил Белоусов, чуть отстав от меня. Непреодолимо влекло к этому шару. Тайна звала меня, притягивала физически. Артефакт звал меня. Смутно помнится, что кто-то кричал по радио, но для меня это был лишь фон, отвлекающая назойливая трель комаров.

Вот расстояние сократилось настолько, что уже можно было разглядеть на поверхности шара своё отражение, чуть искривлённое неровностью идеального зеркала. Я подлетал всё ближе и ближе, чувствуя, как растворяюсь в мироздании. Рука сама протянулась к загадке, и даже через толщу перчатки скафандра ощущалось тепло живого существа, пульсации сердца. Теперь я уже не Юрий Степанов. Нет. Я видел окружающее меня пространство во все стороны одновременно, во всех диапазонах. Эта картина застыла перед взором калейдоскопом цветов, о существовании которых прежде я даже не подозревал. Из неведомых сознанию глубин формировалась новая реальность. Это волшебство вселенской игры завораживало больше, чем всё, что я когда-либо узнавал, больше, чем вопрос происхождения шара.

Ощущение пространства потерялось, хотя я чувствовал, как меня куда-то засасывает, но не сопротивлялся, потому что не видел угрозы. Совсем наоборот, внутри разливалось тепло и спокойствие, словно тебя прижимала к груди мать, любящая и добрая – идеал, видимый только из детства. Он прижимает с такой нежностью, что ты растворяешься в ней…