Кевин АНДЕРСОН - Журнал «Если» 2002 № 08

Мне порекомендовали диету, физиотерапию. Перечислили терапевтические и психиатрические услуги, на какие у Фрэнка и у меня есть право.

Хуже всего были консультанты:

— Такие эпизоды депрессии следует ожидать, лелеять и поощрять.

— Угу.

— Гнев — еще одна естественная реакция. Это часть процесса горя.

— Да? Горя? По какой такой причине?

— Ну-у…

Они воображали, будто «Зеленые дороги» погладили меня против шерсти, когда выбросили мой персонаж (вы, конечно же, помните Джерома Джонса, хищного преподавателя точных наук в Харингей-Хайе, — если не по имени, так по крайней мере по лукавому блеску в его глазах).

— Вы должны подготовить себя к повторяющимся припадкам сокрушительного исступленного отчаяния.

— Непременно, непременно. Благодарю вас.

Не прошло и пяти минут после одного из этих тет-а-тет, как появился Фрэнк Уилсон. Без всякого предупреждения.

— Что тебе надо? — заорал я на него.

Он так расстроился… Меня заела совесть. Наверное, воздействие кодеина. Я позволил Фрэнку остаться.

Я знал, что у него на уме. Уж конечно, он искал способ помочь мне. Обычная его роль: «Предоставь это мне, у меня есть пара-другая зацепок» (качество, которое делало его и хорошим продюсером, и первостатейной задницей).

Я и без его объяснений знал, что он приберег для меня. И не имел ни малейшего желания слушать его декламации.

Но с тем же успехом я мог бы обращаться к пустой комнате.

— Я знал, ты согласишься! — хихикнул Фрэнк злорадно, словно сказочный гном.

В субботу я прибыл на вокзал Ливерпуль-стрит и сел в поезд. Фрэнк встретил меня на станции Одли-Энд, чтобы довезти до дома на машине. Я вытаращил глаза на автомобиль. Старый «форд-эскорт». Кабриолет. Сверкание, стерильность, белизна, как из стиральной машины, огромный глушитель — ну прямо-таки чудо. Я просто онемел.

Он вел эту могучую машину, словно малолитражку. Я предпочел бы, чтобы он дал газу.

Ну хотя бы верх был опущен. Мягкий свет теплой осени, огромное небо над головой… Вдыхая запах пыли и соломы, душистый и хмельной, точно эль, я улыбнулся — да-да, я улыбнулся, усилием воли приведя в движение необходимые мимические мышцы, — улыбнулся тому, что наконец-то выбрался из Лондона.

Мы свернули на грунтовку между двумя рядами боярышника, инкрустированного шиповником. Грунтовка была прямой, как стрела. По сторонам простирались поля — не голые промышленные пустыри, а живое море, покрытое мелкой рябью ботвы корнеплодов, салата, рапса.

Впереди замаячили клубы золотистой пыли. Другая машина. Даже черепашья скорость, избранная Фрэнком, не помешала нам ее нагнать. До места оставалось примерно полмили, и мы проползли их, задыхаясь от выхлопов трактора, груженного тючками соломы. Я спросил себя, как же Фрэнк, живя в этих местах, умудряется содержать свою машину в такой безупречной чистоте. Не иначе он каждое утро выходит из дома со шваброй и ведром. Насвистывая.

Мы подъехали к зданию. Рододендроны в палисаднике. Газон новый, но немного чахлый. Дом, наоборот, старый, большой, согбенный. Над дверью — жимолость. Старые розы с настоящими шипами. Впритык к коттеджу жмется безобразная бетонная скорлупа гаража с рядком сосенок, которые вроде бы должны его прикрывать. Газонокосилка, секатор, вогнанные в землю вилы с наброшенной на рукоятку старой твидовой курткой.

Я вылез из машины. Я знал, что Фрэнк ждет от меня каких-то слов, однако мысль о том, чтобы его поздравить, казалась мне нелепой.

Мы вошли в дом с черного хода.

Рейчел на кухне месила тесто в большой жаростойкой чаше. Ее руки были по локоть припудрены мукой. Она подняла глаза. Она поглядела на меня. Под ее правым глазом белел мазок муки, будто боевая раскраска.

Я не мог ничего сказать. Я не мог пошевельнуться.

Рейчел — создатель «Зеленых дорог». Это она придумала Джерома Джонса: идол шестиклассниц, жиголо кафе, боевой петух Харингей-Хайя: Она сделала меня. тем, кто я есть.

В определенном смысле верно и обратное.

Сериал продолжается, хотя она ушла. Никто до конца не понимает — и не прощает — той внезапности, с какой она оборвала свою карьеру. Ее агент большую часть своего времени тратит на кислые отказы от еще более выгодных предложений. От «Старшего Брата» до «Бруксайда» — им всем пригодилась бы ее магия.

Рейчел отошла к раковине и смыла тесто с пальцев. Она вытерла руки посудным полотенцем. Ее руки оказались изящнее, чем помнилось мне. Время превратило их в незнакомые. Кожа сухая, в морщинках — следствие, полагаю, той жизни, которую она вела теперь: летние дни в саду, вечера, посвященные перекрашиванию и обустройству ее нового жилища. Она набросила полотенце на поручень плиты и расправила, чтобы оно просохло. Она взяла рулон фольги, оторвала квадрат и накрыла чашу, запечатав тесто. У нее добавилось седины в волосах; она стягивала их в небрежный узел на затылке, и неизбежные выбившиеся пряди свисали дразняще близко к ее губам. Мне стоило больших усилий не протянуть руки и не убрать с ее лица пряди.

— Как это прошло? — спросила она. На ее лице появились новые морщины, особенно около глаз. Она выглядела старше, но еще не пожилой. Она превращалась в одну из тех полупрозрачных женщин, у которых при неудачном освещении череп почти просвечивает сквозь кожу.

Губы у нее не изменились, и я безжалостно прикинул, не впрыснула ли она коллаген — такие они были пухлые и розовые. При определенном свете казалось, что они уже накрашены.

Я обрел себя (насколько сумел) и сказал:

— Если не считать самой дерьмовой зубной боли на свете, то все прекрасно.

— Что у тебя с зубами?

— Со всем лицом, — сказал я. — Не могу привыкнуть… На меня навалилась страшная слабость, и я оборвал фразу.

Не об этом я хотел говорить с ней. Это незнакомое лицо. Это дряблое, утратившее форму тело. Мне не требовалась ее дружба. Я хотел почувствовать на лице ее ладони. Я хотел измерить сухость ее кожи в соприкосновении с моей. Я не мог понять, откуда исходит запах миндаля — от теста или от ее кожи.

Но она настаивала. Разглаживала. Уплощала все.

Она объявила, что разработала новый проект.

— Прежде я никак не учитывала этот демографический момент! — произнесла она. — Это, — продолжила Рейчел, — современное «мыло», и они набирают реальных актеров, синтезированные всем надоели.

— Очень мило, — сказал я, не зная, верить ей или нет. Ведь я бы обязательно узнал, если бы она работала над чем-то новеньким? Но если она лжет или преувеличивает… я бы этого не перенес!

— В Биб более чем уверены, — продолжала она тоном выпускницы киношколы (все прекрасно знают, что Би-Би-Си всегда впадает в безоговорочный энтузиазм по любому поводу; они там терпеть не могут отказывать людям, предпочитая ломать их в процессе доработок и переработок). — Они предоставляют для сериала собственный канал,