Уолтер Миллер - Да будет Человек (Fiat Homo) (Песнь для Лейбовица, Часть 1)
- Я слышал, что ты частенько бухаешься в обмороки. Кто-нибудь из твоих предков болел падучей? Страдал безумием? Мутанты в роду есть?
- Нет, ваше превосходительство.
- Я тебе не "превосходительство"! - рявкнул священник. - И я сумею выколотить из тебя правду, уж будь уверен!
Слова были сказаны тоном хирурга, - мол, потребуется очень несложная операция - так, ничего особенного, просто маленькая ампутация.
- Известно ли тебе, что бумаги можно состарить искусственным путем?
Брату Френсису это известно не было.
- Известно ли тебе, что в найденных тобой бумагах имя "Эмили" не упомянуто?
- Да, но... - Френсис запнулся, не решаясь продолжать.
- Там написано "Эм", верно? Может быть, Эм - уменьшительное от Эмили...
- Я... я так и подумал, мессир.
- ...А может быть, и от Эммы. Последнее, между прочим, там как раз упоминается!
Френсис молчал.
- Ну что ты на это скажешь?
- На что, мессир?
- Неважно. Просто хочу, чтоб ты знал: у нас есть доказательства, показывающие, что "Эм" - это Эмма. А Эмили Эммой не называют. Так или нет?
- Я не думал об этом, мессир, однако...
- Что "однако"?
- Ведь бывает, что муж с женой называют друг друга, как им больше нравится?
- Ты что, шутить со мной вздумал?!
- Нет, мессир.
- А ну, говори правду! Как ты нашел убежище и что это за бред про какое-то видение, якобы явившееся тебе?
Брат Френсис попробовал объяснить, как было дело, но адвокат Диавола то и дело прерывал его саркастическим хмыканьем и ехидными вопросами. Когда же монах закончил, монсеньор не оставил от его рассказа камня на камне; Френсис даже усомнился, видел ли он на самом деле старика. Может, тот и вправду ему примерещился?
Допрос велся жестко, но Френсис испытывал куда меньше страха, чем при разговоре с настоятелем. В конце концов, адвокат Диавола потерзает-потерзает да и отпустит. Настоятель же был пожизненным господином над монахом, вечным надсмотрщиком за его душой; Аркос мог карать за один проступок долгие годы подряд.
Увидев, как держится допрашиваемый под градом вопросов, монсеньор Флаут решил поумерить пыл - слишком уж незамысловатой оказалась рассказанная история.
- Что ж, брат, если ты поведал мне все и готов подтвердить свой рассказ, ты, видимо, вообще нам не понадобишься. Не уверен, что это правда, но пусть так - история твоя чересчур обыденна и даже глупа. Ты это понимаешь?
- Я и сам всегда так думал, мессир, - вздохнул брат Френсис, много лет тщетно пытавшийся приуменьшить значение встречи с паломником.
- Почему бы тебе наконец не объявить об этом публично? - резко спросил Флаут.
- Я всегда говорил: по-моему, это был, скорее всего, обычный старик.
Монсеньор прикрыл глаза рукой и тяжело вздохнул. Он знал из опыта, что допрашивать неуверенного свидетеля - дело гиблое.
Прежде чем уехать из монастыря, адвокат Диавола, как и его предшественик, заглянул к переписчикам и попросил показать разукрашенную копию синьки Лейбовица ("этой невразумительной абракадабры", выразился он). На этот раз руки Френсиса дрожали не от волнения, а от ужаса - неужели ему вновь придется отложить свой труд?
Монсеньор Флаут надолго умолк. Трижды сглотнул слюну в полной тишине. Потом, взяв себя в руки, кивнул.
- Воображение у тебя живое, - признал он. - Но это нам и без того известно. - Монсеньор помолчал еще и спросил: - Давно работаешь над ней?
- Шесть лет, мессир. С перерывами.
- Еще столько же понадобится, никак не меньше.
Тут рога на голове монсеньора сразу стали на дюйм короче, а когти и вовсе исчезли. В тот же вечер он отбыл в Новый Рим.
Шли годы, испещряя морщинами некогда молодые лица, покрывая виски сединой. Повседневная жизнь в монастыре тянулась своим чередом. Каждый день к небу возносились божественные гимны, медленной струйкой текли во внешний мир переписанные книги, временами в распоряжение епархий и церковных трибуналов и реже - светских властей отбывали монахи-секретари и монахи-писцы. Брат Джерис замыслил построить печатный станок, но Аркос подавил эту идею в корне. Где взять столько бумаги и краски? Да и не нуждался неграмотный мир в дешевых книгах. Переписчики по-прежнему трудились при помощи перьев и чернильниц.
В праздник Пяти Юродивых прибыл посланец из Ватикана, привез радостную для ордена весть, монсеньор Флаут снял свои возражения и покаялся перед иконой Блаженного Лейбовица. Агуэрра выиграл процесс, и папа повелел издать буллу о причислении Блаженного к лику святых. Официальную церемонию назначили на Новый год и приурочили к заседанию Генерального Церковного совета, на котором предполагалось осторожно пересмотреть доктрину о распространении власти церкви лишь на область веры и морали. Этот вопрос возникал в ходе истории неоднократно, принимая с каждым новым веком иную форму, особенно - в темные столетия, когда человек ничего не знал о природе ветров, небесных тел и дождя, у него была только вера. Посланец объявил, что основатель ордена альбертианцев будет торжественно включен в Календарь святых во время грядущего собора.
В монастыре началось всеобщее ликование. Дом Аркос, постаревший и сильно сдавший, вызвал к себе брата Френсиса и прошамкал:
- Его святейшество приглашает нас в Новый Рим на церемонию. Готовься к отъезду.
- Я, господин?!
- Ты. Поедешь один. Брат аптекарь запрещает мне ехать, а отцу приору нельзя оставлять монастырь, пока я болею... И не вздумай бухаться в обморок, ворчливо добавил дом Аркос. - Я-то думаю, что твои заслуги явно переоценили, и все из-за того, что суд счел дату смерти Эмили Лейбовиц доказанной. В общем, его святейшество прислал тебе личное приглашение. Благодари Господа и смотри не возгордись.
- Его с-с-святейшество?.. - дрожащим голосом переспросил Френсис.
- Да. И вот еще что. Мы отправляем в Ватикан ту синьку. Но как бы ты отнесся к тому, чтобы отвезти в дар его святейшеству свою разукрашенную копию?
- У-у, - только и смог промычать в ответ Френсис.
Настоятель ободрил его, благословил, назвал "добрым простаком" и отправил собирать в дорогу узелок.
10
Путешествие в Новый Рим занимало по меньшей мере три месяца, а то и значительно дольше, - это зависело от расстояния, которое Френсис успеет проехать, прежде чем неизбежная встреча с грабителями оставит его без осла. Монах поедет один, без оружия. Кроме реликвии и прекрасной копии, он возьмет с собой узелок на палке и чашу для подаяния. Френсис молил Бога, чтобы грабители не тронули синьку и копию, ведь попадаются же незлые разбойники, которые забирают у путников лишь ценное, оставляя жертве жизнь и личные вещи. Не все, правда, настолько милостивы.
На всякий случай брат Френсис прикрыл один глаз черной повязкой. Крестьяне - народ суеверный и очень боятся дурного глаза. Вооружившись таким образом, монах отправился в путь согласно повелению Святого Владыки, Святейшего Государя и Правителя, папы Льва XXI.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});