Эллис Питерс - Датское лето (Хроники брата Кадфаэля - 18)

- Милорд, - сказал Хайвел, - насколько мне удалось выяснить, юный Меуриг - последний, кто проходил мимо комнаты Блери ап Риса. Мы ждали вас; он расскажет о том, что видел.

Мальчик заговорил довольно бойко. Кадфаэлю показалось, что он не понял всей важности своих показаний, однако польщен оказанным ему доверием. И пусть принцы сами решают, насколько существенно то, что он поведает.

- Милорд, я закончил свою работу после полуночи и шел по проходу спать. Вокруг было пусто, видно, все разошлись. Я не встретил ни одной живой души, пока не дошел до третьей двери в том ряду, где, как я теперь узнал, разместили Блери ап Риса. На пороге стоял какой-то человек, державшийся за ручку двери и заглядывавший в комнату. Услышав мои шаги, он прикрыл дверь и пошел прочь.

- Он спешил? - резко спросил Овейн. - Шел крадучись? В темноте он вполне мог улизнуть незамеченным.

- Нет, милорд, ничего подобного. Он просто прикрыл дверь и пошел прочь. Я ничего такого и не подумал. И он не таился. Проходя мимо, он пожелал мне спокойной ночи. Похоже было на то, что он проводил гостя, нетвердо державшегося на ногах и не очень хорошо знавшего дорогу.

- И ты ему ответил?

- Конечно, милорд.

- А теперь назови его, - сказал Овейн, - так как я думаю, что ты его хорошо знаешь.

- Милорд, это так. Все в Эбере знают и привечают его, хотя он не так давно у нас. Это Кюхелин.

Все за столом затаили дыхание, и головы повернулись к Кюхелину. Он с совершенно невозмутимым видом сидел под обращенными на него взглядами, не смущаясь тем, что внезапно оказался в центре внимания. Его густые брови были удивленно приподняты, и казалось, рассказ мальчика лишь слегка позабавил его.

- Это верно, - просто сказал он. - Я хотел и сам вам все рассказать, но, насколько я теперь понимаю, после меня там могли побывать и другие. Уж один-то побывал там наверняка. Последний, кто видел его живым. Но это был не я.

- Однако ты нам ни слова не сказал об этом, - спокойно заметил принц. Почему?

- Конечно, я не очень-то хорошо поступил. Вопрос попал в самую точку, ответил Кюхелин. - Я уже открыл было рот, чтоб рассказать вам обо всем, но потом передумал. Дело в том, что я действительно хотел убить этого человека, хотя и пальцем до него не дотронулся. И когда брат Кадфаэль рассказал о его смерти, я ощутил свою вину. Если бы этот паренек не появился так вовремя, я мог бы стать убийцей Блери. Но, слава богу, этого не случилось!

- Почему же ты оказался там в столь поздний час? - спросил Овейн, и по непроницаемому выражению лица было неясно, верит он или не верит Кюхелину.

- Я шел туда, чтобы встретиться с ним. Чтобы убить его в честном бою. Почему в такое время? Потому что ненависть и ярость много часов закипали во мне, и наконец я был готов к убийству. А также потому, что мне не хотелось, чтобы кто-то невольно был втянут в нашу ссору, заслышав шум. - Кюхелин говорил ровным голосом, оставаясь внешне спокойным, но черты его лица застыли.

Хайвел тихо произнес, пытаясь разрядить атмосферу:

- Человек с одной рукой против опытного воина с двумя?

Кюхелин равнодушно взглянул на серебряный браслет, скреплявший ткань на обрубке, оставшемся от левой руки.

- Одна у меня рука или две, конец был бы один. Но когда я открыл дверь, то увидел, что он крепко спит. Я слышал его ровное дыхание. Разве честно было бы убивать спящего? А пока я стоял на пороге, появился Меуриг. Я закрыл дверь и ушел, оставив Блери спящим. Но я не отказался от своего замысла, продолжал он, яростно встряхнув головой. - Милорд, если бы он дожил до утра, я бы открыто вызвал его на смертный бой, чтобы он ответил за свое преступление. И если бы получил ваше одобрение, то убил бы его.

Овейн пристально разглядывал молодого человека, явно размышляя над тем, что стоит за этой горькой речью и придает ей такое страстное звучание. Наконец он произнес с невозмутимым спокойствием:

- Насколько мне известно, этот человек не совершил против меня никакого преступления.

- Не против вас, милорд, - разве что он оскорбил вас своим высокомерием. Но по отношению ко мне он совершил самое страшное преступление. Он был одним из тех восьмерых, что поджидали нас в засаде и убили моего принца прямо у меня на глазах. Когда убили Анаравда и отсекли мне руку, там был Блери ап Рис с оружием в руках. Пока он не появился в покоях епископа, я не знал его имени. Но его лицо я хорошо запомнил. И я бы никогда не смог его забыть, пока не получил бы с него цену крови Анаравда он заплатил бы ее собственной кровью. Но кто-то сделал это за меня. И теперь я свободен от Блери ап Риса.

- Повтори еще раз, - приказал Овейн, когда Кюхелин закончил свою речь, - что ты оставил этого человека в живых и неповинен в его смерти.

- Да, я оставил его живым. Я не прикасался к нему и неповинен в его смерти. Если вы прикажете, я поклянусь на писании.

- Пока что, - серьезно сказал принц, - я вынужден оставить это дело нерешенным. Займусь им по возвращении из Аберменая. Но мне все-таки нужно выяснить, кто сделал то, чего ты не делал, поскольку далеко не у всех здесь есть такие причины ненавидеть Блери ап Риса, как у тебя. Признаюсь, что я, со своей стороны, верю твоему слову, однако кто-то может в нем и сомневаться. Если ты дашь слово вернуться вместе со мной и подождать, пока не выяснится что-то еще по этому делу, так что все будут удовлетворены, поедем со мной. Ты нужен мне, как нужен любой хороший воин.

- Видит бог, - ответил Кюхелин, - я не покину вас до тех пор, пока вы сами не прикажете мне уйти. И буду счастлив, если этого никогда не случится.

Самую последнюю и самую неожиданную в ту ночь новость сообщил управляющий Овейна. Он вошел в комнату для совещаний как раз в ту минуту, когда принц поднимался, собираясь распустить своих офицеров, получивших инструкции по поводу утреннего выступления. Были также сделаны распоряжения относительно обряда похорон убитого. Гвион, который в соответствии со своей клятвой оставался в Эбере, взял на себя обязанность сообщить в Середиджион жене убитого печальное известие и выполнить все ее пожелания относительно похорон. Это был печальный долг, и было лучше, чтобы его выполнил человек, служивший вместе с Блери. Утреннее выступление было спланировано с предельной точностью, и был отдан приказ обеспечить посла епископа из Личфилда всем необходимым. Он отправлялся в Бангор, тогда как отряд принца должен был идти по более прямой дороге в Карнарвон. Эта старая дорога соединяла большие форты, с помощью которых в давние времена чужеземцы удерживали свое владычество в Уэльсе. В местах, куда добирались римляне, еще сохранились латинские названия, хотя теперь ими пользовались только священники и ученые, а валлийцы называли иначе. Все было готово и продумано до мельчайших деталей. Только пропавшая каким-то образом лошадь снова потерялась, вытесненная из памяти более важными проблемами, однако лишь до тех пор, пока не явился Горонви аб Финион с результатами длительного и хитроумного опроса всех обитателей манора.