Ольга Елисеева - Сокол на запястье

-- Что ты к ней вяжешься? -- возмутилась, наконец, Радка. -- Она никогда не приносит здесь жертвы. Сама знаешь!

-- Я знаю побольше твоего! -- огрызнулась старуха. -- Но это не дело. Она должна примириться с Трехликой.

Ночью Делайс потихоньку отполз от лагеря. Он страшно мучился желудком. От плохой воды его кишки совершенно не знали, что выбрать: мертвый запор или постоянный понос.

Прогулявшись в степь, сын архонта возвращался довольный собой, когда увидел на скале Девы слабый огонек. Интерес к жизни постепенно возвращался к нему, и сейчас Делайс был как раз в состоянии предпринять вылазку.

Стараясь не шуршать камешками, он поднялся по узкой, слабо белевшей в темноте дорожке и затаился, не поднимая головы над гребнем скалы. У алтаря была Бреселида, она сбрызгивала маленькое пламя вином. По ее щекам текли слезы.

-- Уходи. -- бормотала меотянка. -- Я отдам тебе палец. Только оставь меня в покое.

"Надо ее скрутить, прежде чем она себя покалечит", -- подумал Делайс и начал было подниматься из-за камня, и тут на вершине громадного валуна , образовывавшего голову Девы, пленник увидел плотный сгусток темноты, более черный, чем все вокруг. Делайс протер глаза.

Сгусток не исчез. Более того -- он шевельнулся, и сын архонта ясно рассмотрел громадные черные крылья, сотканные из ночного мрака. С головы чудовища свисали змеи. Рот был оскален, а узкий длинный язык высунут, с него тонкой серебристой струйкой лунного света капала слюна.

Хотя раньше Делайс никогда не видел подобного урода, он готов был поклясться, что и страшная Птица на Совином холме, и три черных лучницы у расщелины, и Медуза с головы Девы -- одно и то же существо.

Чудовище взмахнуло крыльями, намереваясь наброситься на женщину у огонька. Воин в одно мгновение рванулся с места, сбил Бреселиду с ног, оттолкнул в сторону и, падая вместе с ней, успел выдернуть из ножен на ее поясе короткий акинак.

Тварь накрыла их обоих, Делайс только и мог что ткнуть мечом в вязкую темноту. Режущий слух клекот пронесся над скалой. Люди почувствовали нестерпимый жар, точно их, как не прогоревшие бревна, сунули поглубже в костер... И тут далеко на востоке темный край неба озарился крошечным ободком солнца. "Уже утро? -- мелькнуло в голове у Делайса. -- Не рано?" Наваждение исчезло.

Меотянка, тяжело дыша села. Если б не боль, адским пламенем жегшая кожу, сын архонта уже сейчас усомнился бы, что побывал под крыльями самой смерти. Он помог оглушенной ударом Бреселиде встать. У обоих лица были красными, точно они сунули их в огонь.

-- Не принимает даже жертву. -- сокрушенно сказала женщина.

Делайс вернул ей меч. Молча они спустились со скалы. Начинался рассвет.

-- Иди в лагерь. - сотница подтолкнула его к телегам. -- Я посижу на берегу.

Делайс покачал головой.

-- Оно может вернуться.

-- Оно рано или поздно вернется. -- устало вздохнула Бреселида.

Спутники стояли у песчаной косы, за которой гудело темное море. Отчаявшись прогнать пленного, меотянка расстелила плащ на холодном песке, села и знаком пригласила его опуститься рядом.

-- Ты тоже думаешь, что Тиргитао возьмет город? -- враждебно спросил Делайс.

-- Нет. -- всадница покачала головой. -- У Пантикапея хорошие укрепления. Твой отец постарался. С наскока их не преодолеть, а для осады степная армия не годится.

-- Тогда зачем? -- Пленный тоже присел на плащ. -- Сколько это еще будет продолжаться?

Бреселида пожала плечами.

-- Пока Гекатей жив, город не сдадут. Но, -- она повернула к собеседнику усталое лицо, -- если с ним что-нибудь случится, ворота перед Тиргитао будут немедленно открыты.

-- Неужели ты думаешь, что мой отец единственный, кто готов защищать Пантикапей? -- усмехнулся Делайс.

-- Купцы уже и сейчас пострадали, не успев отправить в Афины весь хлеб. -- пояснила меотянка. -- А за зиму их запасы уменьшатся, съеденные осажденными. Поэтому стоит архонту разжать кулак, как они заключат мир с царицей на выгодных условиях. Думаю, твое освобождение будет одним из них.

Делайс с сомнением хмыкнул.

-- Кажется, Гекатей ясно показал, что моя жизнь не имеет для него значения. Твой застреленный жеребец тому свидетель.

-- Он просто хотел внушить и нам, и своим подданным, что давить на него бесполезно. Но я-то потом осмотрела свою бедную лошадь. -- Бреселида тихо рассмеялась. -- Все стрелы били очень высоко. Потому и пришлись в шею, а не в бок. Ну? Выше твоей головы.

Делайс опешил. "Вот значит как?" Отец не хотел его убить? Он в это не верил. Слишком сжился со своей отверженностью.

-- А если переговоры не увенчаются успехом?

-- А если... А если... -- рассердилась всадница.

Делайс в упор смотрел на нее.

-- Если переговоры не увенчаются успехом, -- передразнила его Бреселида, -- Я помогу тебе бежать... В качестве извинения за то, что била тебя при всех.

Не глядя больше на него, она встала и зашагала к телегам.

Пленник остался на берегу. Сотница не боялась, что он куда-нибудь пропадет из этого безлюдного места. На горизонте широкой малиновой полосой зажигался новый день. Ближайшее время не сулило Делайсу ничего хорошего. А обещанию меотийской кошки можно ли верить?

VIII

Тропинка вилась по холму, потом ныряла в овраг и вновь выводила на гребень. Справа сколько хватала глаз покоилось море. Его виноцветные волны с белыми барашками бежали к берегу и ударялись о серые изъеденные солью скалы. Выше царила весенняя степь, покрытая клочковатым зеленым ковром, еще не потерявшим от жары свою свежесть.

То здесь, то там сквозь тонкий слой земли пробивалось скальное основание. Сверху оно напоминало одинокие надгробья в желто-фиолетовых разводах лишайников. Маленькой всаднице, погонявшей лохматую степную лошадку, эти плиты казались могилами древних воинов, разбросанными среди звенящей травы.

Кто лежал под ними? В какой битве пал? Или эта черствая земля никогда не знала мира?

Лучница Арета возвращалась в лагерь непобедимой Тиргитао, великой царицы, которую предал и оскорбил вероломный супруг. После жарких осенних боев и тяжелой зимней осады весна заставила армию меотянок отойти от Пантикапея на тучные прибрежные пастбища. Здесь они надеялись нагулять лошадям бока и дождаться из-за пролива пополнения, чтобы вновь штурмовать город.

Архонт, должно быть, сейчас праздновал победу, отогнав оголодавших за холодные месяцы всадниц от крепости более чем на два дня пути. Он не чувствовал, что, уйдя в степь, они оказались у себя домом. Бескрайняя, нежная она нянчила своих дочерей и укрывала от врагов. Что могут трусы-греки, засевшие в городе? Они даже нос боятся показать за стены! А здесь, в жарких ладонях меотийских равнин хозяйками всегда останутся всадницы. И они отомстят. О, как они отомстят! Каждому. За все.