Филип Дик - Когда наступит прошлый год

Какая бы физиологическая сила ни поддерживала его тело, мистеру Брауну это не приносило никакой пользы. Естественно, за исключением того, что он не умер от рака печени или селезенки, обнаруженного ранее. Рак предстательной железы, обычно смертельный, прошел незамеченным еще до того, как мистеру Брауну исполнилось тридцать.

Он продолжал жить, хотя пребывал на грани смерти. Тело его было измучено и истощено. В качестве примера можно было взять хотя бы кровеносную систему. Кровяное давление у Брауна составляло двести двадцать, несмотря на прием средств, расширяющих сосуды. К тому же у него серьезно ослабло зрение.

«Все же Браун, конечно, точно так же справится с этим недомоганием, как и с любым другим, – подумал Эрик. – Однажды болезнь просто исчезнет, хотя пациент отказывался от предписанной диеты и не реагировал на резерпин».

Больше всего врача удивляло то, что мистер Браун в разные периоды своей жизни переболел почти всеми серьезными болезнями, известными медицине, от инфаркта легких до гепатита. Он был ходячим медицинским справочником. Его организм никогда не был здоров и не функционировал как положено. Какая-то важная часть тела постоянно чем-то страдала. И все же…

Каким-то образом он излечивался сам, не пользуясь пересадками органов. Казалось, будто пациент применял на практике некую народную гомеопатию, пил какие-то идиотские зелья, о которых никогда не сообщал врачам. Скорее всего, мистер Браун этого и не сделает.

Он нуждался в своих болезнях. Его ипохондрия была настоящей. Этот человек страдал не истерией, а реальными болезнями, которые обычно смертельны. Если это и была истерия, чисто психологическое недомогание, то Эрик никогда прежде не сталкивался с подобной ее разновидностью. Все же интуиция подсказывала ему, что все эти болезни возникли не просто так. Они зародились в таинственных глубинах души мистера Брауна.

Три раза в жизни он вызывал у себя рак. Но как? И зачем?

Возможно, это было следствием его желания умереть. Но каждый раз мистер Браун останавливался, в последний момент отказываясь от своих намерений. Ему нужны были болезни, но не смерть. На самом деле он вовсе не хотел совершать самоубийство.

Эта информация оказалась весьма важной. Если так, то мистер Браун будет бороться за жизнь, по сути, сражаться с тем самым, для чего он нанял Эрика.

Таким образом, мистер Браун будет, мягко говоря, весьма трудным пациентом. Все это, конечно же, происходило на подсознательном уровне. Мистер Браун наверняка не отдавал себе отчета в существовании двух родственных, противостоящих друг другу сил, управлявших его жизнью.

Раздался звонок. Эрик пошел открыть и оказался лицом к лицу с типом в аккуратном костюме, похожим на чиновника.

Тот показал удостоверение и объяснил:

– Служба безопасности, доктор Свитсент. Вы нужны секретарю Молинари. Он жутко страдает, так что придется поторопиться.

– Конечно. – Эрик взял из шкафа пальто и через несколько секунд уже шел следом за агентом к припаркованной машине. – Боли в желудке? – спросил он.

– Похоже, что они теперь переместились в левый бок, – ответил агент, включая двигатель. – В области сердца.

– Он не говорил, что чувствует себя так, будто его сжимает чья-то огромная рука?

– Нет, только лежит, стонет и спрашивает про вас.

Агент, похоже, подходил к вопросу по-деловому. Видимо, он хорошо знал подобные ситуации. В конце концов, Генеральный секретарь болел постоянно.

Вскоре они добрались до здания ООН, именуемого Белым домом. Эрик шагнул на дорожку, ведущую к подъезду.

«Если бы я только мог сделать пересадку, – подумал он. – Тогда все быстро закончилось бы».

Но теперь, прочитав медицинские карты, врач прекрасно понимал, почему Молинари всегда отвергал возможность трансплантации органов. Если бы он согласился на пересадку, то сразу же выздоровел бы. Подошла бы к концу двусмысленность его существования, постоянные колебания между здоровьем и болезнью. Спор родственных сил разрешился бы в пользу здоровья. Неустойчивое психическое равновесие поколебалось бы. У Молинари осталась бы лишь одна из двух сил, пытающихся овладеть им. Он не мог позволить себе этого.

– Сюда, доктор.

Агент повел его по коридору к дверям, перед которыми стояли несколько полицейских в мундирах. Они расступились, и Эрик вошел в комнату.

Посреди нее на огромной смятой постели лежал на спине Джино Молинари и смотрел какую-то передачу по телевизору, установленному на потолке.

– Я умираю, доктор, – сказал он, повернув голову. – Мне кажется, что боли теперь достигают сердца. Впрочем, вероятно, так оно и было с самого начала.

Его опухшее покрасневшее лицо блестело от пота.

– Мы сделаем вам электрокардиограмму, – сказал Эрик.

– Нет. Ее уже сняли минут десять назад. Она ничего не показала. Моя болезнь слишком неуловима для того, чтобы ее могли обнаружить ваши приборы, но это вовсе не означает, что на самом деле ее нет. Я слышал о людях, страдавших обширными коронарными пороками сердца, у которых электрокардиограмма ничего не показывала. Неужели на самом деле так бывает? Послушайте, доктор. Я знаю кое-что важное, неизвестное вам. Вы думаете о том, откуда берутся эти боли? У нашего союзника, партнера в этой войне, у лилистарцев есть некий приоритетный план, касающийся в числе прочих корпорации «Меха и красители». Они настолько уверены в себе, что показали мне его. Эти типы уже подсадили в вашу фирму шпиона. Я говорю вам об этом на случай, если вдруг умру. Сами понимаете, это может произойти в любой момент.

– Вы говорили об этом Вирджилу Эккерману? – спросил Эрик.

– Хотел, но… Господи, как можно сказать такое старому человеку? Он не понимает, что происходит при тотальной войне. Захват главных промышленных предприятий Земли – ничто по сравнению с этим. Вероятно, это лишь начало.

– Раз уж я об этом знаю, то думаю, что должен сообщить Вирджилу, – сказал Эрик.

– Пожалуйста, – проскрежетал Молинари. – Может, у вас и получится. Я хотел это сделать, когда мы были в Ваш-тридцать пять, но… – Лицо его исказилось от боли. – Сделайте что-нибудь, доктор. Я не могу больше этого вынести!

Эрик ввел ему внутривенно морпрокаин, и Генеральный секретарь ООН успокоился.

– Вы сами не знаете, какие бои я вел с этими лилистарцами, – расслабленно пробормотал Молинари. – Я делал все, что только мог, чтобы они оставили нас в покое, доктор.

Я больше не чувствую боли, – добавил он. – Похоже, укол подействовал.

– Когда они хотят захватить корпорацию? Уже скоро?

– Через несколько дней, может, неделю. План достаточно гибок. Корпорация производит наркотик, который их интересует. Вероятно, вы ничего о нем не знаете, как и я. Собственно, я ничего не знаю, доктор. Мне никто ни о чем не говорит. Даже вы! Уверен, вы не скажете мне, например, чем я болен.