Джон Варли - Тысячелетие

Я ни разу не слыхал, чтобы пилоты кричали во время крушения. У некоторых голоса более взволнованны, чем у Рокуэлла, но в панику никто не впадает. Летчики уверены, что всегда можно сделать что-то еще, и если они забудут это сделать, то сваляют большого дурака. Поэтому они пытаются, и пробуют, и продолжают пытаться до тех пор, пока земля не окажется в дюйме от ветрового стекла. И тогда, как мне думается, они действительно приходят к выводу, что остались в дураках. Они понимают наконец, что времени на дальнейшие попытки не осталось. Они проиграли. Они лопухнулись. Они презирают себя за то, что не справились с проблемой вовремя, и они говорят: "Ах ты, чтоб тебя!.."

Конечно, пилотам страшно. По крайней мере те из них, кому удалось-таки справиться, не раз говорили мне, что ощущали нечто весьма похожее на страх. Но пилот обязан держать машину в воздухе, и он делает свое дело до последней секунды, пока не врежется в землю.

Вы можете определять героизм как угодно, но, по-моему, это он и есть. Держаться до конца, несмотря ни на что. Будь то пилот, сражающийся со своей машиной до самой последней мили, или телефонистки, врачи и санитарки, остающиеся на посту во время бомбежки Лондона, или даже оркестр "Титаника", продолжающий играть, когда корабль идет ко дну.

Люди просто выполняют свои обязанности.

В зале стало тихо. Никто не мог найти подходящих слов. Рокуэлл не сказал ни единой бессмертной фразы, пригодной для цитирования потомкам, но никому не хотелось нарушать тишину.

Это моя обязанность.

--Давайте прослушаем вторую пленку,-- сказал я, и все зашевелились. Я взглянул налево, где сидела стенографистка из "Юнайтед" с блокнотом на коленях. Она была бледна, глаза у нее блестели. Я улыбнулся ей: дескать, все в порядке, я понимаю, но судя по взгляду, которым она меня одарила в ответ, девушка, вероятно, решила, что я над ней насмехаюсь. Такая уж у меня физиономия, не приспособленная для выражения сочувствия. Мне не раз говорили, что я обычно выгляжу то ли слегка раздраженным, то ли чуточку злым.

--Вторая еще в работе,-- сказал Эли.

Он посмотрел многозначительно на Джанса, прикрытого с флангов защитниками. Я вздохнул, потащил за собой стул и оседлал его прямо напротив парнишки. Мне представили его адвоката, но имя вылетело у меня из головы.

Без законников не обходится ни одно расследование. Скоро их будет здесь не меньше, чем червей в недельной давности трупе.

--Я вел 35-й и 880-й туда, куда и собирался,-- безучастно проговорил Джанс. Он не отрывал взгляда от своих ладоней, сцепленных на коленях. Казалось, парень вот-вот хлопнется в обморок. Глаза у него закрывались, веки потихоньку ползли книзу, потом вдруг судорожно распахивались-- и взгляд опять устремлялся к ладоням. Изъяснялся он двумя способами: слишком быстро и слишком медленно. Взрыв словоизвержения внезапно сменялся еле слышным бормотанием, в котором невозможно было разобрать ни слова.

--И как ты вел их, Дон?-- спросил я ободряюще.

--А?

--В каком порядке? Они ведь оба приближались к Окленду, верно? Какой из них ты собирался передать на посадку первым?

--Э-э-э...-- Глаза у Джанса сделались совершенно пустыми.

Чего и следовало ожидать. Адвокат предостерегающе кашлянул. Мы уже прослушали целую лекцию о том, что допрос проводится вопреки его советам, и он уже неоднократно встревал в нашу с Джансом беседу, обвиняя меня в грубом обращении с его клиентом. В грубом обращении! Это дрянцо в костюме-тройке будет указывать мне, черт побери, как обращаться с парнишкой! Можно подумать, я сам не вижу, в каком он состоянии. Больше всего я боялся, как бы он не начал плакать.

--О'кей, советник!-- Я поднял руки кверху.-- Никаких вопросов! Я просто сижу и слушаю.

По-видимому, это была наилучшая тактика. Вопросы лишь сбивали Джанса с толку.

--Так ты говорил, Дон, что...

Несколько минут он сидел, силясь сообразить, на чем прервался.

--Ах да. Какой из них был впереди... Я... я не могу вспомнить.

--Это неважно. Продолжай.

--А? Ах да, конечно.

Он замолчал, не выказывая ни малейшего намерения продолжать. Потом вдруг затараторил:

--У меня в работе было пятнадцать коммерческих рейсов. Сколько частных самолетов-- не знаю. И еще несколько военных... Суматошный вечер, но мы справлялись, все было о'кей. Я видел, что они сближаются, эти двое, но времени в запасе было навалом.

Столкновение им не грозило, клянусь. Даже если бы они ни слова больше от меня не услышали, они разминулись бы... ну, милях в четырех-пяти как минимум.

В общем, я велел 35-му свернуть... свернуть направо. Совсем чуть-чуть. Мне просто хотелось освободить дорогу кому-то сзади... Ну да, это был рейс "Пасифик Саутуэст" из... как его?.. ах да, из Бейкерсфилда. Рейс одиннадцать-ноль, точно.

Он слабо улыбнулся, припомнив, как четко провел операцию. Потом лицо его перекосилось.

--И тут компьютер вырубился. Конечно, сразу началась запарка. Я вроде как отодвинул в уме 35-й и 880-й куда-то на задний план; я только что с ними разобрался, там все было в норме. У меня возникла другая ситуа... Была еще пара других машин... Да, пара других, которыми я должен был заняться незамедлительно.-- Джанс посмотрел на Карпентера.-- Надолго он вырубился-то?

--На девять минут,-- спокойно ответил Карпентер.

--Девять минут.-- Джанс пожал плечами.-- Я тогда потерял счет времени. Разметил их всех...-- Он встревоженно взглянул на меня:-- Вы знаете, что бывает, когда компьютер выходит из строя? Вы знаете, как мы...

--Знаю,-- сказал я.-- Вы помечаете сигналы вручную.

--Верно. Вручную.-- Он невесело усмехнулся.-- Но мне и в голову не приходило, что это будет так трудно. Только я успел взять ситуацию под контроль, как компьютер снова заработал. При некоторых сигналах даже метки сохранились, хотя информация о высоте почти вся стерлась. Так бывает, когда компьютер включается после перегрузки. Какие-то вещи стираются, а другие...

--Да, знаю,-- повторил я. Перед глазами у меня отчетливо стояла описанная им картина; я видел, словно наяву, как он лихорадочно переключается с одной системы на другую, с неадекватными данными.

--Ну вот. Он, значит, врубился, но информацию выдавал с запозданием. Она не соответствовала действительности.

--Она почти всегда не соответствует,-- проворчал Карпентер, обращаясь ко мне.

Адвокат пребывал в замешательстве и, похоже, собирался заявить протест. Он был выбит из колеи и не мог понять, стоит ли позволять клиенту говорить о вещах, в которых он, то бишь адвокат, ничего не смыслит. Карпентер заметил это и покачал головой.

--Не волнуйтесь,-- сказал он.-- Дон просто говорит, что компьютер отставал. В часы пик они, как правило, отстают секунд на пятнадцать.-- Адвокат по-прежнему выглядел озадаченным. Карпентера разозлила его бестолковость.-- Это значит, что картинка, которую Дон видел на экране, устарела на пятнадцать секунд, только и всего. Иногда компьютеры запаздывают на полторы минуты. Никто не может вменить Дону в вину тот факт, что у него допотопный компьютер.