Александр Романовский - Ярость рвет цепи

Вскоре “спорные территории” остались за спиной. Курт погрузился в самую глубь трущоб, куда опасались заходить самые отъявленные головорезы. А он чувствовал себя здесь как дома – осталось немного. Старейшина запрещал тут бегать, потому как скорость мешала бдительности и осторожности. Но Курт преступил сегодняшней ночью уже столько запретов, что обращать внимание на подобную мелочь не имело смысла.

“Буфер” кончился, не успев начаться.

Волк возвращался не той дорогой, по которой отправлялся в Гетто. И все-таки ему хватило благоразумия, чтобы обогнуть полосу голого пространства, примыкавшую непосредственно к Улью. Тот уже нависал сверху черным куском вечности.

Курт выбрался из трущоб, словно дикий зверь из джунглей.

Как он и ожидал, подворотня была пуста. Ну а если бы безволосые замешкались и он застал бы их здесь – что ж, наверное, их пришлось бы убить. Трупом больше, трупом меньше – какая разница?

Волк метнулся к металлической лестнице, остановился у двери, и, восстанавливая дыхание, лихорадочно набрал код.

Дверь мягко щелкнула запорами.

Спуск в убежище, вне сомнения, побил рекорд стаи за долгие годы. Курт не особо присматривался к тому, что происходило вокруг, поглощенный одной мыслью: поскорее увидеть сестру. Безволосые, к счастью, редко появлялись на подземных уровнях в это время. Роботы же блуждали где-то в отдалении – светили фонариками и стучали суставчатыми ножками по бетонному полу.

Курт пулей выскочил к двери. Стучать не было нужды, – часовой должен увидеть его на мониторе, – однако Курт с трудом удержался, чтобы не постучать. Остановившись у бронированной плиты, он принялся ждать. Несколько секунд спустя (вероятно, часовой пристально изучал монитор) засовы глухо заскрежетали в пазах.

Дверь приоткрылась. Волк привычно скользнул в узкую щель.

На часах, как и следовало ожидать, все еще стоял Мамот. Вдвоем они вернули засовы на место, сохраняя молчание, и лишь после этого смерили друг друга напряженным взглядом.

Курт заметил, что копье небрежно прислонено к стене, а на полке лежат остатки скудного ужина – вяленое мясо и фляга с водой. Пистолет по-прежнему был заткнут у Курта за поясом. Часовой глядел хмуро и недружелюбно, но без откровенной враждебности. Вряд ли он мог разглядеть, что за предметы Курт прячет под своей курткой.

Наконец Мамот раскрыл пасть.

– Тебя долго не было. СЛИШКОМ долго.

Курт скривился. Для споров у него не было времени.

– Не твое дело, малыш, – буркнул он, разворачиваясь.

Мамот издал угрожающий рык, но уже в спину.

– Старейшина хочет тебя видеть. Немедленно, Курт, слышишь?!

Волк замедлил шаги, но не остановился. Это уже проблемы старейшины. Часовым запрещалось оставлять пост, а это значит, что кто-то из старших волков приходил проведать Мамота. А тот, естественно, не упустил случая наябедничать. И теперь старейшина все знает. Так что надо торопиться, решил Курт.

Он направился прямиком в лазарет. Запах лекарственных препаратов вел его подобно путеводной нити. В сознании волка этот запах ассоциировался с бессилием, кровью и гибелью.

В убежище царила тишина. Хотя солнце сюда никогда не заглядывало, стая жила по стандартному времени. Сейчас, соответственно, здесь стояла глухая ночь. По дороге Курту не попалось ни одной живой души, пустовал даже общий зал. Все волки, за исключением Мамота (и кое-кого еще) сладко спали в своих закутках.

Наконец Курт увидел дверь лазарета. Не церемонясь, он схватился за ручку и без стука вошел. В отличие от прошлого раза, он вел себя уверенно, от растерянности не осталось и следа, – он добыл то, за чем ходил, а теперь вернулся за сестрой. И горе тому, кто попытается встать у него на дороге.

Доктор, как ни странно, не спал.

Наверное, ему не давали уснуть сознание своего бессилия и близость умирающего пациента. Услышав скрип двери, врач, который стоял подле большого металлического стола и перебирал жутковатого вида инструменты, повернулся.

– А, это ты, Курт…

Не отвечая, Курт двинулся к полупрозрачной ширме.

Почувствовав неладное, доктор отложил инструменты и заковылял наперерез. Глаза его с подозрением глядели на позднего визитера, из приоткрытой пасти вырывалось влажное дыхание.

Но Курт оказался быстрее.

Прыгнув вперед, он отодвинул ширму. Сестра, казалось, ни на миллиметр не изменила положение. Увидев ее всклокоченную шерсть, запавшие глаза и сухой нос, Курт вновь почувствовал, как сердце его сжимается от жалости и гнева.

– Что ты намерен делать? – спросил доктор. – Предупреждаю, Курт…

Наклонившись, Курт взял Джейн на руки вместе с простыней. Сестрица и прежде весила не особенно много, а теперь и вовсе казалась легче щенка, почти невесомой.

Курт развернулся, но доктор заступил дорогу.

– Не делай этого.

– Вы же знаете, я все равно сделаю, – ответил Курт. – К чему разговоры?

– Ты совершаешь большую ошибку! Она умрет на поверхности. Даже если ты нашел больницу или даже врачей, ты подвергаешь опасности всю стаю! Твоя сестра – тоже ее часть, и ты не можешь предпринимать что-либо, не посовещавшись с остальными! – Доктор распахнул пасть, со свистом втягивая в легкие воздух.

Волк от изумления даже приостановился.

– Вы хотите, чтобы я позволил умереть собственной сестре?! – Ярость душила его, поднималась к самому горлу. Опомнившись, он ослабил хватку – Джейн даже не пошевелилась. – Я ждал, долго ждал, пока ваш Совет что-то решит. Но им наплевать. Поэтому МНЕ наплевать на Совет, на старейшину и на всех остальных, кроме этой девчонки! Они заботятся лишь о том, чтобы никто не догадывался о существовании их старых задниц!

Застарелая злость хлынула наружу, будто прорвало плотину. Курту потребовалось приложить некоторое усилие, чтобы заставить себя замолчать. Сейчас для этих сцен явно не время.

Доктор отшатнулся от разъяренного волка.

– Ты сам не ведаешь, – прошептал он, – что говоришь…

– Прекрасно ведаю. А теперь прочь с дороги!

Курт двинулся вперед, отпихнув доктора плечом. Тот пошатнулся и чуть не упал. Курт шагал к двери широкими уверенными шагами. Распахнув металлическую дверь ударом ноги, он вышел в коридор. Пока дверь не вернулась на место, в ушах звучал сдавленный кашель доктора – вероятно, очередной приступ астмы.

Это было опасно, однако Курт спешил.

Он шагал к выходу мимо кладовок, бережно кутая сестру в простыню. В лапах отдавалась мелкая дрожь. То ли прежде Курт не заметил, что Джейн колотит озноб, то ли это началось секунды назад.

– Потерпи, малышка, – шептал он, – уже недолго осталось…