Дэвид Вебер - Факел свободы

— Пункт четвертый. Как только это осознание придет к тебе, конечно, это облегчение будет лишь временным — поскольку также станет очевидным для тебя после первых твоих попыток применить новые знания, что кузина Дженнифер больше не интересуется тобой без свадьбы. — Он одарил веселой улыбкой своего племянника. — После чего ты вдруг поймешь, что ты обречен на целомудренную жизнь — это означает, что не спишь ни с кем — а также обет безбрачия, на который просто ссылаются оставшиеся одинокими.

Несмотря ни на что, Брайс был заинтригован.

— Я не знал, что есть разница.

— О, черт, да. Спроси любого священника. Они разбирали отличия для вечности, развратные ублюдки. И не пытайся прервать меня. Потому что в этот момент…

Мизинец неумолимо занял свое место.

— …пункт пятый, если ты сбился, — как только ты будешь полностью переходить в дальний конец ранней юности, то начнешь писать стихи.

Протест Брайса умер неродившимся. Так случилось, что он уже начал писать стихи.

— Очень, очень плохие стихи, — заключил торжественно его дядя.

К сожалению, Брайс уже стал подозревать тоже самое.

* * *

Брайс заставил кабину остановиться на самой вершине кривой. Он не мог бы сделать этого с большинством кабин американских горок, конечно же. Даже те, которые были функциональны — все же больше, чем три четверти из них — первоначально разрабатывались для туристов. Туристы были видами рода слабоумных. Вряд ли таким людям любой здравомыслящий парк развлечений позволит контролировать транспортные средства на различных аттракционах.

Однако, несмотря на неудачный результат энтузиазма дяди Эндрю в тот памятный день, Эльфрида Маргарет Батри не пыталась навязать туристических правил своей семье. Она не оставалась бы бесспорным главой клана, потому что что-то скрипело в мозге старой леди. Она прекрасно знала, что предотвращение безрассудства в целом, в клане которого было столько детей, как в ее — не говоря уже о детской природе некоторых из его взрослых членов — было невозможно в любом случае. Гораздо лучше было предоставить подходящие каналы для чрезмерного энтузиазма.

Таким образом, хотя она отдала должное тому, что большая часть кабин американских горок не работала, она проследила за тем, чтобы три из них были доведены полностью до совершенства — которое включало управление поворотами от дяди Эндрю на скорую руку в чем-то приближающемся к профессиональному дизайну. И она никогда не вводила ограничений на их использование, за исключением очевидного правила, что никто не имел права ездить на американских горках без кого-то в диспетчерской — и не более одной кабины на трассе за раз. Она пошла еще дальше и подкрепила это последнее правило технологической переделкой дорожки так, что питание будет автоматически отключено, если более чем одна кабинка будет на ней. Только Таинственный Господь Вселенной знал, как буйным подросткам удавались бы многодневные гонки на американских горках, но Ганни Эль прекрасно знала, что молодежь в ее клане, безусловно, попробует это, если она позволит им.

Она, вероятно, также знала, что ее пра-пра-племяннику Брайсу Миллеру удалось, с помощью своего дяди, обойти меры контроля достаточно, чтобы позволить мальчику ездить по треку в любое время, когда он хотел, или без необходимого наблюдателя присутствовавшего в диспетчерской. Но, если она это знала, она решила смотреть в другую сторону. Эльфрида Маргарет Батри, будучи мудрой старой женщиной на самом деле, а также в теории, давно поняла, что правила существуют, чтобы их нарушать, поэтому подкованный матриарх всегда убеждалась, что поставила на место несколько правил для этой цели. Пусть дети и предполагаемые дети ломают эти правила, и, надеясь, что те действительно будут нетронутыми.

Кроме того, хотя она никогда, конечно, не говорила ему, и сам Брайс был бы удивлен этой новостью, правда в том, что Брайс был вторым самым любимым племянником Ганни Эль всех времен.

Ее самым любимым был Эндрю Артлетт.

* * *

Брайс провел около двадцати минут, просто глядя на великолепные виды, которые его высокое положение на кривой предоставило ему. В отдалении, выступая в качестве фона, была туманность Ямато. Она был фактически в одном десятке световых лет, но смотрелась намного ближе. Большая часть внимания Брайса, однако, была отдана планете-гиганту, вокруг которого вращалась станция. Амета была прохладного сине-зеленого цвета давая неверное представление ярости, которая крутилась в этой плотной атмосфере. Брайс провел достаточно времени, наблюдая Амету, чтобы знать, что пояса облаков и периодические места в них постоянно меняются. По некоторым причинам, как он обнаружил, это постоянное преобразование было источником спокойствия. Наблюдение за Аметой могло снять на время почти всю четырнадцатилетнюю тоску, охватившую его.

Не всю, конечно. Два его усилия по передаче круга славы в рифму и метр были…

Ладно. Катастрофическими. Действительно мерзкими. Поэзия была так плоха, что был хороший шанс на то, что дух древнего Гомера на мгновение взвизгнул там, на далекой Старой Земле.

Приблизительно через двадцать минут после прибытия на кривую, все минутное удовольствие Брайса исчезло. Он наконец увидел судно, идущее к зоне стыковки парка развлечений.

Другой работорговец прибыл.

Он лучше вернется. Дела всегда были немного напряженными, когда невольничьи суда показывались на использующихся объектах парка. Они не имели никакого юридического права на это, но не было никаких эффективных властей здесь, в середине нигде, на страже закона. Достаточно скорой, во всяком случае, никакой разницы. Бум добычи, развитие которого прадед Брайса ожидал на Хайнувеле никогда не материализовался, несмотря на несколько неудачных попыток. Операции по добыче газа, что имел место в атмосфере Аметы, требовали гораздо меньше труда, чем старик Пармли рассчитывал, сохраняя свой парк развлечений в бизнесе — и эти шахтеры были не в состоянии служить силами системной полиции, даже если бы они склонялись к этому.

Годы назад, первые две попытки работорговцев использовать в основном заброшенные объекты парка в качестве удобного и бесплатного плацдарма и перевалочной станции закончились сражениями с кланом. Семья выиграла оба боя. Но этих двух было достаточно, чтобы сделать очевидным, что они не смогут выжить, если придут многие другие — а они были теперь слишком бедны, чтобы отказаться от парка.