Кирилл Якимец - Отряд "Омега"

Василий скомкал газету, швырнул на пол. Бежать надо, прямо к эмиру Тронье бежать! Поднимать в ружье всех янычаров, искать этих «призраков», этих римлян с мертвыми рожами. Никакая они не "имперская провокация", и командует ими вовсе не кровожадная дура Ольга.

Только как отсюда бежать? Здесь не Новая Таврида. Здесь Гора. Василий обхватил голову руками. Дернул сам себя за волосы… Нет, умная идея все не шла: что делать? Как сбежать от измаилитов и не оказаться вне закона?

Вне закона нельзя оказываться никак. Наоборот, надо спасать закон, веру, Конфедерацию и даже Империю. Василий вскочил с дивана, стал ходить из угла в угол. А где дверь? Не понятно, где дверь, даже побарабанить некуда… А где камеры? Должны же за ним следить! Он же подозреваемый. Василий слыхал, что заключенные со стажем могут с первого взгляда найти глазок камеры. Эх, опыта не хватает…

— Пур, ты в тюрьме сидел?

Пурдзан без всякого удивления отложил журнал, развалился на диване. Вытянул ноги, поскреб копытами друг об дружку.

— Три раза, Гирей-ага. Первый раз — когда на первом курсе учился, я из школьного огорода кормовых яблок понадергал и каким-то вашим продал…

— Нашим?!

— Мягконогим. Людям.

— Я уж подумал, что янычары…

— Нет, но тоже солдатам, федоринам.

Василию полегчало:

— А, ополченцы. Дерьмо. Знаю, они из ваших яблок какую-то дрянь гонят, сами травятся и других травят.

— Ну вот. В яме со мной один из них оказался, ну и сволочь! Он меня козлом называл, хотел, чтобы я ему прислуживал. Наезжал-наезжал, даже пару оплеух дал, я дураком прикинулся. А он вдруг как заорет: смир-рна! Я встал смирно, он передо мной, ноги расставил, ухмыляется. Тут я ему как вмажу копытом промеж ног — а сам руки держу по швам, для смеха.

Вспомнив эту историю, Пурдзан не выдержал, захлебнулся в хохоте. Но Василий ему вопрос задавал не для того, чтобы байки потравить.

— Пур, успокойся. А дальше?

— Потом еще ему вмазал…

— Нет, я хочу знать — ты в настоящей тюрьме сидел? В армейской.

— Да. В первый же день, как меня забрали. Приводят на плац в учебке, ставят в строй. А дир-курпаном там, смотрю, та самая сволочь. Федорин. Вдоль строя прохаживается, проверяет, как на ком портупея сидит. Ты же знаешь, я без портупеи, у меня пояс еще от прадеда. А этот дир ко мне подваливает, опять встает, ноги расставил, на мой пояс посмотрел и орет, прямо как тогда: смир-рна! Ну, я тоже, как тогда. Вытянулся, руки по швам, и копытом ему по яйцам. Вот, а третий раз тоже был с ним, через два года. Я уже курпаном стал, а он все — дир-курпан. И его в мою часть переводят. Я его как увидал в строю…

— Ладно, стоп. — Василию было не до смеха. — В армейской тюрьме где камеры расположены?

— Ясно где, под землей.

— Нет, не камеры, в которых сидят, а камеры, через которые следят. Телекамеры.

— А зачем… А, понял. Нет, за нами не по телевизору следили, а так, через дырочку в потолке. Мне последний раз полторы недели срока накинули как раз за эту дырочку. Я прямо под дырочкой сидел, а нас было солдат двадцать, не меньше. Теснота, почесаться невозможно. И я прямо на дырочку смотрел и злился. А за дырочкой — свет. Вдруг раз, света нет. Значит, кто-то глаз приложил. А я со зла как харкну! Попал!..

— Потолок, говоришь?..

Василий вышел на середину комнаты, поглядел в потолок. Хотел встать как положено, но невозможно стоять как положено и при этом — с запрокинутой головой. Руки сами сжались в кулаки. Василий молча сверлил взглядом гладкий белый потолок, придумывал слова. Ничего красивого придумать не получилось, пришлось выпалить главное:

— Вселенная в опасности!

Василий помолчал, привыкая к неудобной позе. Но надо было выложить все, не дожидаясь допроса. На допросе будут глупые вопросы, и если он станет говорить о своем, измаилиты решат, что он пытается сменить тему. Говорить надо сейчас.

— Я рассчитываю, что следящее устройство находится в потолке. Я хочу смотреть на вас, пока буду говорить. Вселенная в опасности. Я видел «призраков» собственными глазами, я могу их подробно описать. Я располагаю сведениями о том, что «призраки» не состоят на службе у Византии. Я присутствовал во время высадки византийского десанта на Приапе, там же я наблюдал действия «призраков». Со мною был местный житель Пурдзан, вот он, здесь.

— Эй! — забеспокоился Пурдзан, — я ничего не…

Внезапно потолок над головой Василия подернулся рябью, поплыл, вращаясь, будто перевернутая поверхность молока в огромной чашке, в которой помешивают огромной же ложкой. На белой поверхности образовалась воронка, через несколько секунд она выросла до диаметра в три локтя и превратилась в отверстие. Потолок затвердел. В образовавшийся лаз скользнула легкая металлическая лестница, по которой спустились стражники, пять человек, все в черной измаилитской форме с шелковыми повязками на лицах, в куртках тонкой парчи и с пулевыми пистолетами наготове. К поясу каждого стражника были пристегнуты небольшие ножны, а в ножнах — традиционные кинжалы хашей. Пурдзан несколько мгновений восхищенно глядел на кинжалы — наверное, только что прочел о них в журнале. Потом спокойно поднялся с дивана, потер ладони:

— А вот и дырочка, Гирей-ага!

Глава 2

Прямо над "залом ожидания" располагался длинный светлый коридор, по которому их и повели — впереди шел один стражник, за ним Пурдзан, за Пурдзаном еще два стражника, потом шел Василий и последние два стражника — за Василием. Коридор был совершенно пуст. Следили за ними, разумеется, не через дырочку, да и камера, скорее всего, была не на потолке. "Идиотом же я выглядел!" — подумал Василий. Может, он и выглядел идиотом во время своей «арии», но именно благодаря этой «арии» их с Пурдзаном теперь ждет не допрос, а содержательная беседа. Василий очень надеялся, что так оно и будет. Ну не могут, не должны измаилиты оказаться такими же глупыми, как и византийские центы. Главное, чтобы глупым не оказался Пурдзан. Но Пурдзан пока что вел себя спокойно.

Коридор, между тем, кончился, их вывели в небольшой семиугольный зал. В этот зал выходило еще три коридора и три лифта. На мраморном полу, как догадался Василий, была выложена семиконечная звезда Хануми. Звезду топтало множество ног — не менее пяти конвоев ждали свой лифт. Головы подконвойных прикрывали желтые холщевые мешки. Пурдзану и Василию тоже натянули по мешку. Мешок не затруднял дыхания, но в грязно-желтой мгле Василий чувствовал себя неуютно.

Мелодичный электронный гонг возвестил о прибытии лифта. Стражник легонько подтолкнул Василия. В лифте было тесно. Голос Пурдзана прозвучал, казалось, издали — мешок скрадывал звуки: