Джон Уиндэм - Планета в подарок

Диана взяла сигарету и стала внимательно ее разглядывать.

— Хорошо, — сказала она. — Знание наполовину — опасная штука. Пожалуй, начну с самого начала. — Диана закурила и принялась рассказывать про то, как Френсис принес блюдечко с молоком, и про то, что из этого получилось. — Итак, по закону, — сказала она в заключение, — правда не на моей стороне, хотя с точки зрения справедливости я имею на это открытие столько же прав, сколько и твой отец. Впрочем, сейчас это не имеет значения. Дело в том, что мы оба завязли в одной и той же проблеме — что делать с нашим изобретением. Я поняла это далеко не сразу. Мне казалось, пройдет бремя и выход найдется, но чем больше я об этом размышляла, тем отчетливее понимала, какие могут возникнуть трудности. Только тогда я сообразила, что все очень серьезно. Я не могла придумать, как следует поступить, — а потом ты кое — что сказала, и я увидела выход и положения.

— Я что-то сказала? — удивленно переспросила Стефани.

— Да. Мы говорили о том, как в нашем обществе манипулируют женщинами, помнишь?

— Помню. Ты любила порассуждать на эту тему, улыбнувшись, проговорила Стефани.

— И сейчас просто обожаю, — призналась Диана. — А тогда ты сказала, что говорила об этом со своей учительницей и она заявила, что мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы хорошо жить в тех обстоятельствах, которые попадаем, потому что жизнь слишком коротка, чтобы пытаться изменить мир, или что-то в таком же духе.

— Не очень помню.

— Конечно же, эти идеи бродили и у меня в голове, том или ином виде. Нам с твоим отцом удалось сделать новый шаг в эволюции. Возможно, единственный шаг вперед по эволюционной лестнице, сделанный человеком за миллион лет. Он совершенно изменит историю.

Если бы жизнь не была такой короткой, имело бы смысл попытаться навести в ней порядок. Но когда я услышала твои слова, на меня снизошло озарение. Я вдруг поняла как.

— Что «как»? — с недоумением спросила Стефани.

— Я представила себе, как женщины начнут жить дольше, сначала сами того не сознавая. Позднее они, конечно, узнают правду, но к тому времени их будет достаточное, чтобы оказать существенное влияние на дальнейшее развитие событий. Необходимо было каким-то образом собрать группу людей — любую группу — убедить их в реальности продления жизни и заставить бороться за признание нового человека — Homo superior. И я знала, как это можно сделать. Люди, получившие долгую жизнь, никогда не смогут от нее отказаться. Они будут отчаянно сражаться за право ее сохранить.

Стефани нахмурилась.

— Я не совсем понимаю, — призналась она.

— А следовало бы, — сказала Диана. — Сейчас ты смущена и расстроена, но в конечном счете ты не станешь отказываться от долгой жизни, верно? И постараешься защитить свое право на нее, если кто-нибудь захочет у тебя его отнять, ведь так?

— Да, пожалуй, ты права. Однако лишайника недостаточно..

— Ну, как ты сама только что сказала, ученые скоро решат эту проблему — будет спрос, будет и предложение. Если вложить достаточное количество денег…

— Но папа говорил, что может начаться настоящий хаос.

— Конечно, хаос возникнет обязательно. Появление Homo superior невозможно без родовых мук. Но это неизбежно. Главное, чтобы его не задушили при рождении. Вот в чем проблема.

— Тут я тебя не понимаю. Как только открытие станет достоянием широкой публики, люди начнут бороться за то, чтобы получить долгую жизнь.

— Ты говоришь об отдельных личностях, дорогая, но они подчиняются различным учреждениям. Соль проблемы заключается в том, что именно эти учреждения не захотят применения лишанина.

В конечном счете есть две основные причины существования учреждений: одна состоит в том, что производится крупномасштабное управление, другая заключается в обеспечении преемственности, смягчении проблем, возникающих от того, что наша жизнь слишком коротка. Эти системы — продукт реальных обстоятельств, они создавались так, чтобы преодолеть недостатки человеческой природы, постоянно заменяя изношенные части новыми. Иначе это называется продвижением по служебной лестнице.

Понятно? Прекрасно, а теперь попытайся представить себе, многие ли люди согласятся получить долгую жизнь, если в результате им придется двести, а то и триста лет оставаться на вторых ролях? Неужели кому-нибудь понравится мысль о том, что в течение двух столетий во главе их компании, например, будет стоять один и тот же директор, президент, судья, комиссар полиции, правитель, лидер партии, папа или ведущий модельер? Подумай немного и ты поймешь: все наши учреждения рассчитаны на определенную продолжительность жизни — семьдесят лет, или около того. Как только это условие перестанет соблюдаться, большинство из них потеряет rasion d'etre[4].

— Ну, это уж слишком, — с сомнением заметила Стефани.

— А ты подумай как следует. Возьми какой-нибудь конкретный пример. Скажем, ты поступила на государственную службу и стала каким-то мелким клерком; конечно, ты не откажешься от продления жизни — пока не сообразишь, что в результате тебе придется оставаться таким клерком лет пятьдесят — шестьдесят: тогда ты уже не будешь так уверена, что тебе хочется принимать антигерон.

Или ты окажешься на месте одной из множества молоденьких девушек, которые мчатся вперед, словно лемминги, стараясь побыстрее выскочить замуж, — не думаю, чтотебя вдохновит перспектива провести следующие сто лет с одним и тем же партнером.

А что произойдет с образованием? Запаса знаний с трудом хватает на пятьдесят лет — что будет потом?

Так что интересы человека и общества могут сильно разойтись — твой отец прав: начнется повальная шизофрения.

И тут нельзя понадеяться на свободу выбора, поскольку всякий человек, избравший долгую жизнь, автоматически блокирует продвижение по службе тому, кто этого не сделал.

Поэтому все эти учреждения есть нечто большее, чем сумма составляющих их частей, а каждое является частью общественных или профессиональных организаций; получается, что будет предпринята решительная попытка запретить применение лишанина.

Стефани покачала головой:

— Нет, я не могу в это поверить. Подобное поведение противоречит инстинкту самосохранения!

— Неважно. Все цивилизованные люди постоянно подавляют множество инстинктов. Я считаю, что вероятность отказа от лишанина весьма велика.

— Но даже если будут приняты соответствующие законы, что может помешать сотням и тысячам людей тайно делать прививки? — не сдавалась Стефани.

— Ну, это уж совсем несерьезно. За колоссальные деньги, и всего лишь крошечная группа людей — не более того. Нечто вроде черного рынка на продление жизни. Не думаю, что у них что-нибудь получится — ведь скрыть это не удастся, не так ли? Во всяком случае, на длительный срок.