Орсон Кард - Песенный мастер

Чертова невезуха!

Рикторс уселся за секретарский стол и начал реорганизовывать правительство Скейла, в то время как его солдаты брали под контроль все, одно за другим, правительства на Герибали, отдавая власть над двумя миллиардами человек в руки Рикторса. В упоении власти тот вскоре отодвинул все мысли про Певческий Дом в самый дальний уголок своего мозга. Пока что поводов для волнений не было. Пока что…

19

Пошел четвертый день с того момента, как Анссет начал мучить Эссте. За окном было почти темно, и в Высоком Зале стало холодать. Мальчик прекратил петь с час назад, но он не двигался с места. Он сидел в центре комнаты, глядел на Эссте, и ему было страшно.

Та сидела, не двигаясь, с открытыми глазами, глядя вперед, но ничего не видела. Руки ее лежали на столе. С того мгновения, как Анссет утром начал свою песню, она даже не пошевелилась.

А сейчас он был полон сомнений. Мальчик не понимал, что случилось с ней. Поначалу он был возбужден, потому что какие-то изменения в ней произошли. Хотя она и Владела Собой, и продолжала молчать, работать она переставала, теряя силу сконцентрироваться на компьютере. Ему казалось, что на следующий день все будет кончено. Но и на следующий день она держалась, и на третий день, а сегодня он понял, что она и не собирается ломаться. Анссет знал, что его песни могут вызвать в ней страх. Только он понятия не имел, какие же страхи вызвал на свет.

Каждый вечер он отправлялся спать, оставив ее застывшей у компьютера; каждое утро он просыпался и видел, что она спит на своей постели. Когда же она просыпалась, то ничего не говорила, почти не глядя на мальчика она вставала, ела, шла к столу и бралась за работу. Каждый день он начинал петь и, каждый раз это происходило все быстрее, Эссте прекращала работать и принимала позу отточенной невнимательности.

Что происходит за маской ее лица, чему я стал причиной?

Анссет почувствовал, что устал, что ему надо подвигаться. Он помедлил (Самообладание!), а когда начал подниматься, то поднимался не торопясь (Самообладание!); он уже не стал ходить взад-вперед, но сразу же направился к жалюзи и попытался открыть их. И тут ему пришло в голову, что это знак, что его собственное Самообладание начинает сдавать. Мысленно он все время осознавал присутствие внутри себя каменных стен, глубинное озеро, которое становилось все глубже и глубже. Но на самом дне этого озера что-то шевелилось.

Мальчик коснулся холодной каменной стены между окнами и послушал вой дующего снаружи ветра. Наверное, это идет первая в этом году гроза. Зачем она привела меня сюда? Чего она хочет добиться?

И что я сделал ей?

Анссет поглядел в озеро, глубоко-глубоко, и тут до него начало доходить, что же случилось с ним. После одиннадцати дней пребывания в высоком Зале он начал бояться. Происходящее выходило из под его контроля. А выхода у него не было. Он не мог заставить Эссте заговорить с ним, даже не мог сделать так, чтобы она плакала, чтобы на ее лице появился хоть малейший знак того, что она вообще что-то испытывает. (И вообще, почему так важно, чтобы она показала свои чувства?) Теперь же он начал ощущать такое внутри своих каменных стен, что никак там быть не могло. На дне его спокойствия ворочался страх. Страх — но не того, что могло случиться с ним самим здесь, в Высоком Зале, но того, что он мог сделать с Эссте. Анссет не мог выразить это словами, но понял: если что-то случится с ней, с ним тоже что-то произойдет. Здесь была тесная связь. Каким-то образом они были соединены, в этом мальчик был уверен. И пробуждая ее страхи, он сам пробудил и свои собственные. Они, эти страхи, прятались в засаде. Они выжидали. Они находились внутри его каменных стен, и теперь он не знал, сможет ли управлять ими.

Заговори со мной, Эссте, бессловесно попросил мальчик. Заговори со мной, поругай, требуй, чтобы я переменился, накажи, даже пой идиотские песенки про города на Тью, только перестань передо мной прятаться!

Только Эссте совершенно не была похожа на человека, в ней даже не видно было жизни. Лицо ее было пустым, тело недвижным. А ведь люди движутся, их лица выражают разные вещи.

Я не утрачу умения Владеть Собой.

— Я не утрачу умения Владеть Собой, — мягко запел Анссет.

Но уже запев, он сразу же понял, что это неправда, и что внутри него медленно ворочается страх.

20

Ее удерживал только лишь детский кошмар. Грохот в ушах и громадный, невидимый шар, становящийся все больше и больше, который катился, чтобы раздавить ее чувства, ее дыхание, ее всю…

А шар приближался, грохоча, будто морской ураган. Сама же она была маленькой девочкой, плотно прижимающей одеяло к шее; она лежала на спине, раскрыв глаза, высматривая и не видя потолок общих Комнат, выискивая и не замечая грохот, наполнивший все помещение. Она растопырила пальцы на ладошках, чтобы оттолкнуть шар, только тот был слишком тяжелый, и ей не удалось выпрямить руки под его весом. Тогда она сжала пальцы в кулаки, но вещество шара так просто было не оттолкнуть, и оно протекло сквозь пальцы в кулаки, и получилось, что вместо того, чтобы оттолкнуть шар, она его стиснула. Если же она откроет рот, вещество шара проникнет в нее и наполнит до краев. И неважно, что она закроет глаза, вещество сможет перемениться и без ее взгляда. Потому-то и лежала она часами, пока сон не побеждал девочку, или же пока она не начинала кричать, кричать, кричать…

Только никто не приходил к ней, потому что она не издавала ни звука.

Каменные стены расплывались в тенях. Ночь была темная, и в щелях жалюзи нет было ни проблеска. Анссет уже не находился посреди комнаты. Эссте заметила, что он закутался в одеяло и спит, сидя в уголке. За стеной свистел ветер, и было холодно. Она поднесла застывшие пальцы к клавиатуре компьютера, и в комнате сделалось теплее. Сама Эссте была закаленной, но Анссет был совсем молод. Позволив ему замерзнуть насмерть, ничего не достигнешь.

Эссте медленно поднялась с места, так чтобы тело приспособилось к движению. Спина, протестуя, заболела. Только боль в теле ничего не значила. Сегодня было хуже, чем обычно, и дело было вовсе не в памяти о прошлом — к ней вернулись страхи детства. Я не смогу пережить еще один день такой муки.

Подобное она говорила себе и вчера, но выстояла.

Насколько же я отличаюсь от него, удивлялась Эссте про себя. Я тоже скрываюсь за собственным Самообладанием. Я тоже недостижима так просто, проявляя только те чувства, которые сама желаю. А может, если я чуть-чуть расслаблюсь, чуточку попущу Самообладание, он тоже выйдет из своего заключения и снова будет человеком.