Вадим Проскурин - Добрая фея

— Завтра сделаем томографию, — ответил Михаил Григорьевич. — Потом дождемся результатов биопсии, и можно будет выписываться. Недели через две начнем химиотерапию.

— А дальше?

Михаил Григорьевич пожал плечами.

— Дальше — как повезет, — сказал он. — Посмотрите в Интернете, там много статей по этому поводу.

— Там написано, что химиотерапия неэффективна, — сказал Олег.

— Обычно — да, — кивнул Михаил Григорьевич. — Но случаются счастливые исключения.

— А у меня не та редкая форма, когда муци… чего-то там…

— Нет, — покачал головой Михаил Григорьевич. — К сожалению, нет.

— Хорошо, — сказал Олег. — Спасибо. Значит, томография и на выписку, правильно?

— Еще надо к психологу сходить, — добавил Михаил Григорьевич. — Раз вы узнали диагноз, это обязательно.

Олег криво усмехнулся.

— Боитесь, что повешусь? — спросил он. Михаил Григорьевич не поддержал шутку, а серьезно кивнул.

— Не спешите, — сказал он. — Вам осталось жить не очень долго, но это будет почти нормальная жизнь. Будет легкая слабость, температура может слегка подпрыгивать, диету придется соблюдать, но мучиться не придется. Последнюю неделю будет тяжело, вот тогда можно будет подумать, о чем вы только что сказали. А пока не надо, не торопите события.

— Спасибо, — сказал Олег. — Не ожидал от вас такой честности, обычно врачи о плохом стараются не говорить.

— Вы производите впечатление адекватного человека, — сказал Михаил Григорьевич. — Таким пациентам я предпочитаю говорить правду. Вот только таких пациентов очень мало, к сожалению. Вы в бога верите?

Олег отрицательно покачал головой. Михаил Григорьевич немного поколебался и добавил:

— Пожалуй, дам вам еще один совет. Пожалуйтесь психиатру… ну, то есть… — он махнул рукой, — короче, пожалуйтесь, что плохо спите, она выпишет снотворное, а в следующий раз пожалуйтесь, что таблетки плохо помогают. Вам выпишут снотворное в ампулах.

— Спасибо, — сказал Олег и пожал руку врачу.

Психиатр была совсем молодой девчонкой в очках с толстыми стеклами. Олег ожидал, что беседа будет чисто формальной и закончится вердиктом «здоров», однако девушка вписала ему в карту диагноз из примерно десяти цифр, разделенных точками. Не стоило, видимо, отвечать на вопрос: «Как себя чувствуете?» «Для покойника очень хорошо». Впрочем, как показал поиск в Интернете, диагноз был совсем пустячный, что-то вроде «эмоциональная неустойчивость». Снотворное девушка выписала, даже жаловаться не пришлось, она сама спросила, не мучает ли бессонница. Похоже, у таких больных это обычное дело, что неудивительно.

Сделали томографию. А на следующий день Михаил Григорьевич сообщил, что готовы результаты биопсии.

— Диагноз подтвердился, — сказал он.

Он явно пытался придать голосу подобающую скорбность, но ничего не получилось — он думал о чем-то другом, и это что-то было совсем не грустным.

— И что там? — спросил Олег. — Я читал, опухоли как-то различаются…

— Ничего особенного, — сказал Михаил Григорьевич. — Опухоль как опухоль, обычный такой кондовый…

Он резко оборвал окончание фразы, видимо, забыл на мгновение, что разговаривает не с коллегой, а с пациентом. Олег уже знал из интернетовских форумов, что врачи-онкологи не любят произносить слово «рак», особенно когда разговаривают с пациентами или их родственниками.

Олег не стал больше ничего спрашивать. Экспериментальное лекарство не подействовало, он скоро умрет. Что ж, Данила попытался что-то сделать, не его вина, что ничего не получилось. Даже странно, что хоть это ему удалось, Олег не строил иллюзий относительно своего сына — раздолбай, притом не слишком умный. Сопьется он, скорее всего. Очень жаль, но не смог Олег воспитать из сына достойного человека, и неудивительно — надо было не пропадать на работе с утра до вечера, не взваливать все воспитание на жену, мир ее праху. Делать карьеру — дело хорошее, но надо знать меру. А теперь уже поздно пить боржоми.

Наступил день выписки. Данила приехал за ним на машине, и они поехали в поликлинику мэрии, встать на учет к онкологу. А потом поехали в районный онкодиспансер и сделали то же самое. Оказывается, наркоконтроль запрещает ведомственным поликлиникам выписывать тяжелые наркотики, так что придется ездить то туда, то туда. А наркотики уже не за горами, живот снова стал побаливать, пока справляется баралгин, но вряд ли это надолго.

6

Данила позвонил Косте через неделю после того, как Костя передал ему пузырек с лекарством.

— Как дела у отца? — спросил Костя. — Препарат подействовал?

— Непонятно, — вздохнул Данила. — Похоже, что нет. Сделали томографию, врач говорит, диагноз подтверждается, рак. А как быстро это лекарство должно было подействовать?

— Не знаю, — ответил Костя. — Мыши выздоравливают за неделю, у человека, по идее, процесс должен дольше идти. Пусть твой отец пока лечится, как лечился, а там видно будет. Температура не поднималась?

— Поднималась несколько раз, — сказал Данила. — Но не сильно, до 37.7. Это хорошо или плохо?

— Это никак. Если бы до 39 поднялась — было бы плохо. Томографию делали?

— Делали.

— Когда? В смысле, через сколько дней после инъекции?

— Дня через два-три.

— Слишком рано, препарат еще не успел подействовать. За пару дней до химиотерапии надо еще раз томографию сделать, в другом месте. Сразу будет видно, подействовал препарат или нет.

— А где ее можно сделать? — спросил Данила.

— Да где угодно, — сказал Костя. — Ее только бесплатно трудно сделать, а за деньги никаких проблем, звонишь по любому объявлению и договариваешься. И еще скажи ему, когда они будут спрашивать, зачем пришел, пусть скажет, что подозревает рак, а к врачам пока не обращался.

Прошло еще дней десять. Все мыши в контрольной группе погибли, все мыши в экспериментальной группе выздоровели. А потом, однажды вечером, в Костиной квартире раздался звонок в дверь.

Костя не сразу открыл дверь, сначала он посмотрел в «глазок» и убедился, что звонят только ему, никто из соседей в общий коридор не вышел. Дело в том, что Костя жил в двух шагах от метро, это очень удобно, но у такого расположения квартиры есть свои недостатки — постоянно трезвонят продавцы гнилой картошки и краденых дубленок, а также сумасшедшие бабки, агитирующие то за коммунистов, то за православие, а иногда и за то, и за другое одновременно. Поэтому Костя никогда не открывал дверь сразу, пусть лучше другие соседи объясняются с этими спамерами.

Но в этот раз звонили только ему. Костя подошел к общей двери, посмотрел в «глазок», увидел там неразличимый человеческий силуэт и злобно спросил, готовясь обругать очередного продавца: