Владимир Михайлов - Приют ветеранов

В четыре часа утра Докинг снял наушники и встал. Сделал несколько движений, разминая затекшее тело. Из чемодана извлек электронно-механическую универсальную отмычку, настроил на исходные параметры, с удовлетворением глядя, как на глазах меняется профиль тонкой узкой пластинки. В халате и домашних туфлях сыщик вышел в коридор. Ночное освещение было неярким, кругом стояла тишина. В объемистые карманы халата Докинг уложил все, что, по его мнению, могло ему понадобиться. В баре он выбрал из множества бутылок водку, немного плеснул в стопку, прополоскал, морщась, рот и выплюнул в умывальник. То была страховка на всякий случай: выпил, сунулся не туда, ошибся дверью… Неспешной, неуверенной походкой Докинг приблизился к двери Берфитга. Отмычка сработала хорошо — уже на третьей секунде замок открылся. Гость вошел в номер и запер за собой дверь.

Глава четвертая

«Аль-Ахрам», Александрия, Египет:

«Минувшей ночью силы противовоздуглной обороны страны обнаружили самолет неизвестной принадлежности, летевший в воздушном пространстве Египта в северо-западном направлении на высоте более пяти тысяч метров, в эшелоне, предназначенном исключительно для военной авиации. Несмотря на неоднократные вызовы, нарушитель воздушного пространства (в тексте именно так) на связь не выходил, сигналов не подавал; не подчинился он также и приказам с настигших его двух истребителей, которые предложили ему совершить посадку, но, напротив, резко снизился с явным намерением уйти от преследования и продолжать полет. Каких-либо номеров и опознавательных знаков на самолете не было замечено. После всех предпринятых мер истребители были вынуждены открыть огонь на поражение и со свойственным нашим летчикам умением уничтожили цель. Самолет загорелся и упал в нескольких километрах к востоку от Ком-Омбо, где и взорвался. Жертв среди населения нет. В настоящее время комиссия Военного министерства находится на месте падения нарушителя, но пока еще не сделано никаких заявлений. Однако никто из разговаривавших с нашими корреспондентами представителей Военного министерства не отрицал возможности того, что на борту сбитого самолета находился пресловутый бета-углерод, исчезновением которого до сих пор взволнован весь западный мир».

Менотти приехал сразу; хотя по телефону ничего определенного ему не было сказано, он сообразил, что дело может принять серьезный оборот, если не наладить отношения с налоговой службой, пока не последовало следующих демаршей, иными словами — уплатить все, что с клиники причиталось. Нужны были деньги. Только осуществив вариант Берфитга, их можно было бы достать. Впрочем, слишком уж пугать профессора адвокат не собирался: он знал, что хирург может удариться в панику, а это лишь усугубит ситуацию.

Высокий, в синем в узкую белую полоску костюме, адвокат Менотти выглядел, как всегда, элегантно и ослепительно улыбался, как улыбаются женщинам. Профессора Юровица это раньше раздражало, но вскоре он привык; при всех своих манерах Менотти был первоклассным законником и человеком без предрассудков. А кроме того, доктор после переговоров с Берфиттом и тем же Менотти понял, что адвокат на самом деле был большой величиной в том полуиррациональном (с точки зрения доктора) мире, о котором сам Юровиц думал с изрядной долей брезгливости, но обойтись без коего не мог. Новый век привнес совершенно незнакомые принципы, в которых законное и преступное смешивалось до полной неразличимости и, уж во всяком случае, нераздельности. Впрочем, если подумать трезво, весь мир устроен подобным же образом; так что приходилось принимать Менотти таким, каким он был, — со всеми его светлыми и черными сторонами.

Сейчас Юровиц подробно изложил адвокату суть недавнего визита страхового деятеля. Менотти ненадолго задумался.

— Это еще далеко не самое страшное, — своеобразно утешил он.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я имею в виду: если это был действительно страховщик.

— У него было… Да-да, понимаю… Я запомнил его фамилию — Горбик.

— Спасибо и на этом. Проверим… Менотги набрал номер.

— Лео? Это Марко… Слушай-ка, мне хотелось бы поговорить с Горбиком — это, насколько мне известно, парень из вашей фирмы, кажется, из юридической службы, или из контрольной… А как ему позвонить? В разъездах? Ну, хорошо. Спасибо. Разыщу его как-нибудь позже…

Он положил трубку.

— Такой действительно существует. Не исключено, что это был на самом деле их человек. Но вообще-то особых поводов для беспокойства нет, даже если за этим парнем стоит какая-то серьезная организация. До меня дошла информация о том, что страховщики консультировались с таможенной службой еще до того, как обратиться к вам. А где таможня, там вскоре появится и налоговый департамент. С ними будет разговаривать труднее всего. Впрочем, подобного следовало ожидать с самого начала. Я уже продумал кое-какие ходы.

— Очень своевременно, Марко. Очень.

— Я тоже так полагаю.

— И что же ты придумал? Считаю, что действовать надо быстро…

— Я всегда предпочитаю анализировать худший из всех возможных вариантов. Предположим, что вас намерены в чем-то обвинить и вызывают в суд.

— По какому же поводу?

— «Гортензии» могут вменить в вину два обстоятельства. Первое: клиника в своей отчетности умышленно занизила число проводимых операций и таким образом скрыла истинную величину доходов.

— Но мы, собственно…

— Мы это обвинение опровергаем весьма легко. Истинное количество совершенных операций отличается от официально указанного крайне незначительно, а именно только на число гуманитарных, бесплатных пересадок. При этом мы даже не пользовались той скидкой с суммы налогообложения, которая была официально установлена, хотя бесплатная операция клинике обходится недешево. Так что здесь мы всегда правы. Куда более серьезное дело — это количество использованных «Гортензией» трансплантатов. Разница довольно ощутима, и налоговый департамент зубами вцепится в недоплаченную пошлину на импорт медицинского оборудования и лекарственных материалов: трансплантаты проходят у них именно по этой статье. Здесь пахнет обвинением в контрабанде, а уж в неуплате пошлин наверняка. Но даже этот облегченный вариант связан с очень крупными штрафами, а может быть, и с возбуждением уголовного преследования.

— Этого-то я и боюсь.

— Естественно. Однако и тут есть выход.

— Говори.

— Мы ведь действительно получаем откуда-то эти криминальные трансплантаты — не из воздуха же они берутся! Пусть и они об этом узнают.

— Бы в уме?

— Не беспокойтесь. В полном. С точки зрения закона путь этот вполне легален. Ну, подумайте сами: что здесь такого? Местные власти прекрасно осведомлены о деятельности фонда «Призрение». Пациентами этого крайне человеколюбивого учреждения являются, как ясно уже из названия, ветераны многих войн. Причем не всякие ветераны, а люди совершенно несчастные. Бывшие храбрые вояки, мужественные парни, которым не повезло до такой степени, что у них не осталось ничего. У них нет здоровья; мало того, нет даже надежды когда-либо поправить его, потому что в приюты этой категории попадают лишь неизлечимо больные или очень тяжелые инвалиды, лишенные кто зрения, кто конечностей, люди с травмами позвоночника, способные передвигаться только в каталке — и то если ее кто-нибудь подталкивает, потому что на электрические, мне кажется, они денег так и не набрали. Эти инвалиды одиноки, у них не было семьи, или она погибла, или, наконец, давно отказалась и забыла о них. Так что если бы не эта форма благотворительности, они давно бы уже умерли от голода и сгнили в общей могиле для бедных. Это соответствует истине?