Терри Биссон - Старьёвщик

На обратном пути я остановился закрыть глаза Данте, но они уже закрылись и без моей помощи. Я подержал стакан из-под виски перед его лицом, посмотреть, затуманится ли стекло.

Не затуманилось.

Когда я закрывал за собой дверь, то услышал в отдалении сирены. Лифт ознаменовал свое прибытие дзиньканьем. Я съежился, пока открывалась дверь, боясь увидеть вооруженных полицейских. Но лифт приехал пустой. Я снова съежился, когда дверь открывалась на первом этаже, и еще раз съежился, когда мы выходили на улицу, таща тело и собаку за собой.

Генри оказалась права. Не о чем беспокоиться. Двое копов, взломавших дверь вместе с Данте, сидели в приземистой машине на противоположной стороне улицы, явно все еще ожидая подмоги. Один спал, а другой разговаривал по телефону. Он притворился, что не замечает нас.

Мы нашли грузовик именно там, где указал Боб, за углом на Четвертой авеню. Тот же самый лектро с надписью «Индейца Боба» на одной стороне. «Что индейца Боба?» – снова удивился я.

Конечно, грузовик оказался заперт. В первый раз я порадовался, что Боб с нами. Я держал плечи и голову, пока Генри приставляла его большой палец к замку на дверце. Пришлось проделать то же самое с приборной доской. Взревели турбины. Предполагается, что лектро создают шум только, когда включается зажигание, но наш обладал высокочастотной дрожью.

Генри скользнула на сиденье водителя, а я положил Боба в кузов, пустой за исключением нескольких картин в рамах, составленных в ряды, и свернутых ковров.

Потом я поднял тележку с Гомер в кузов и поставил между Бобом и его картинами.

– Давай убираться отсюда, – сказал я.

Может, во всем виновато мое богатое воображение, но мне показалось, что я слышу в отдалении рев сирен. Мы уже превратились в разыскиваемых преступников – достаточно поговорить с копами в машине и увидеть тело и кровь наверху!

– Я пытаюсь найти искатель, – объяснила Генри. Она изучала приборную доску. – Где же здесь искатель?

– Забудь об искателе, – посоветовал я. – Просто езжай на запад.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

После ленча… апреля 20… года те, кто впоследствии стал известен под названием Александрийского Круглого Стола, собрались на свое первое совещание в сером конференц-зале обычного отеля при аэропорте. Там не было мебели, кроме круглого дубового стола, окруженного довольно неудобными светлыми деревянными стульями, и телевизора с диагональю тридцать три сантиметра; экран оставался черным за исключением крошечного кружочка света в центре, будто его только что выключили.

Хоть имена и профессии участников не разрешалось упоминать из-за недремлющего ока деликт-машины, все же известно (и то, что вы читаете эти строки, подтверждает данный факт), что члены Круглого Стола представляли, прямо или косвенно, все главные направления искусства (искусство речи, визуальные искусства, музыку, фильмы и так далее), все континенты, если не языки (все говорили на английском, хотя не для всех он был родным), и все «расы», если не этнические и религиозные группы. Чуть больше половины составляли мужчины, немного меньше – женщины. Присутствовало несколько стариков, несколько молодых людей, но большинство находились в среднем возрасте – на широкой равнине, на пересечение которой мы тратим большую часть своей жизни.

Снова поднялся вопрос о присутствии александрийцев. Как может быть иначе? Не поднять его – означало открыть недочет, о котором, вероятно, догадался читатель: получается, что несколько участников либо принадлежали к секретному кругу александрийцев, либо активно симпатизировали различным интернациональным подпольным александрийским организациям. Нерушимая гарантия со стороны мистера Билла стала их единственной защитой от смертного приговора, который распространили на всех (по крайней мере теоретически), в угоду «жертве» Дамарис.

В ответ мистер Билл включил телевизор, шепотом приказав: «Картинка». Тот показал женщину в оранжевом комбинезоне, сидящую на металлической кровати в крошечной комнатушке, она смотрела прямо в объектив камеры. Женщина приветствовала Круглый Стол тихим, слегка хриплым голосом. И без того тихий зал погрузился в безмолвие. Ее голос узнавали не только по фильмам (претерпевшим минутное возрождение), но и по суду. Участники совещания согласились принять ее в качестве полноправного члена. Если у кого-то и имелись возражения, вслух они не прозвучали, потому что Дамарис могла слышать абсолютно все. Однако она не могла видеть. Да и не особенно переживала. Так было всегда. Звезда на сцене никогда не вглядывается в погруженный во тьму театр.

Тюремная видеокамера не подчинялась Дамарис. Она располагалась в углу под потолком, недоступная, с маленьким, красным, никогда не мигающим огоньком. Мистер Билл затемнял экран в отеле по просьбе Дамарис, когда звезда пользовалась туалетом.

Больше половины членов Александрийского Круглого Стола (как его назвали впоследствии) оказались европейцами по рождению, образованию или призванию (включая имевших африканскую или азиатскую внешность), и предрассудок западничества стал темой первого совещания – в интересах большинства «западных» членов стола. Первый вечер прошел в обсуждении проблемы, если ее так можно назвать. Председательствовала сама Дамарис. Постановили, что именно Запад изобрел и по всему свету распространил концепцию искусства в сегодняшнем понимании, и именно Запад породил сопротивление, известное под названием «александрийцы», таким образом, именно Запад обязан обеспечить миру процесс очищения, который,

по замыслу, должен положить конец перегрузке информацией, им же и выпущенной на свободу.

Круглый Стол, по-видимому, с удивлением осознал к концу совещания принятие первого совместного решения. Оглядываясь назад, надо сказать, что оно не так уж и удивительно, потому что участников попросили, в сущности, утвердить самих себя, к чему они и сами испытывали склонность. Первое обсуждение привело к нескольким выводам: «еврогруппы» впоследствии реже брали на себя вину либо необоснованное главенство, Круглый Стол понял, что от него ожидают согласия по данному вопросу и дальнейшего движения вперед. А Дамарис приняли как настоящего и на самом деле главенствующего члена.

Принятие Круглым Столом собственной конституции стало первым шагом. Второй шаг касался мистера Билла. Кто он: участник, наблюдатель, помощник? Или его следует вовсе удалить с совещаний? Последнее предложение поступило от самого филантропа в качестве подтверждения его искренности и признания их равнозначности.

Ему позволили остаться в качестве участника с полным правом голоса. Так закончился первый день.