Анна Скарфо - Проклятая

Хотя было бы неправильно так говорить: ведь на моей стороне были карабинеры.

Я очень люблю своего папу, хотя почти никогда ему этого не говорю. Иногда мы с ним играем в карты. Или он провожает меня в бар, и мы покупаем себе мороженое.

И я очень люблю свою маму. Когда по ночам со мной случаются приступы астмы и я не могу лежать в постели – она тогда тоже встает и сидит со мной на кухне. Мы сидим вместе, рядышком. Вот так вот мы и сидим, обнявшись, всю ночь. Вот это настоящая любовь. И хотя она меня не понимает, хотя, может, ей и хотелось бы, чтобы сначала я рассказала обо всем ей, а не карабинерам, но она меня все равно любит, и она на моей стороне.

Но она не понимает, что я просто не могла сначала рассказать все это ей, что мне надо было раз и навсегда покончить с той, прошлой жизнью. И что если бы я ей все рассказала, то она бы, наверное, меня пожалела, но она бы ни за что мне не разрешила пойти в полицию.

Нет, я не забрала своего заявления. И вот теперь я сижу в саду, под мандариновым деревом.

Сегодня ночью я не стала спать дома. Сегодня ночью льет дождь, льет как из ведра, и мне холодно. Светит молчаливая луна. Но я все равно сижу здесь, так лучше. А завтра будет видно.

Ну вот, я опять начала думать о том, что будет завтра, и мне это нравится. Ни разу, за все эти три года, со мной ничего подобного еще не случалось. Это для меня совершенно новое ощущение. И именно это придает мне силы – силы пить льющийся с неба дождь и не плакать.

В окне я вижу сестренку. Она прижалась лицом к стеклу и высматривает меня. Но она ничего не знает.

Так я провела в саду всю ночь. Я никуда не убегала, но и не возвращалась в дом. Мне хочется пить, и я глотаю капли дождя. И это я-то, уже три года не плакавшая и не смотревшая на себя в зеркало, – и это я теперь пью эти небесные слезы, и они утоляют мою жажду.

19 сентября моя мама сходила в полицейское управление и подписалась под моим заявлением.

А 18 октября 2002 года генеральный прокурор Джузеппе Адорнато подписал распоряжение о прослушивании телефонов. И теперь мои разговоры прослушивают в прокуратуре.

– Приезжайте, приезжайте! Приезжайте скорее!

Звонок поступил на экстренный номер службы спасения – 112.

Это звонит Анна. Она плачет. Она кричит.

Машина приехала сразу же: полицейский участок совсем рядом.

Карабинерам пришлось долго стучаться в дверь.

Сначала Анна не отвечала, а потом не хотела открывать. А когда карабинерам наконец удалось войти, она плакала. Она была дома одна. Ее обнаружили на кухне: там она сидела за столом.

– Что случилось?

С виду все спокойно.

– Мне страшно. Мне страшно.

Карабинерам удалось ее успокоить. Анна крепко держит в руке большой стакан воды, пьет из него маленькими глотками и рассказывает:

– Я была дома одна, у себя в постели, ничего не делала. И вдруг услышала, как кто-то закричал: «Убирайся вон, шлюха! Убирайся! Если ты еще хоть что-нибудь скажешь карабинерам, мы сожжем тебя заживо, мы тебя убьем. Убирайся вон, шлюха!» Я ничего не ответила, но там продолжали кричать. А потом я услышала, как с места, взвизгнув тормозами, рванула машина. И тогда я встала с постели и вам позвонила. Это меня по-настоящему испугало.

Адвокатесса

– Этот процесс будет нелегким, Анна Мария. Тебе нужно быть готовой ко всему. Ну и, самое главное, если хочешь, чтобы я была твоим адвокатом, ты мне должна пообещать одну вещь, только одну: больше ты не должна ничего бояться. И ты должна рассказать все, что произошло, абсолютно все, без всяких околичностей. Ты должна рассказать все, потому что иначе тебе никто не поверит.

Такими были первые слова, которые сказала мне моя адвокатесса. Ее зовут Розальба Шарроне.

Она меня наставляла, говорила жестко:

– Тебя будут оскорблять, употреблять грубые слова. Они будут делать все, чтобы превратить тебя из жертвы в подстрекательницу. Ты и правда ко всему готова? Ведь ты останешься одна. Тебе придется делать все одной.

Ее слова были суровыми, но справедливыми. Она мне сразу понравилась, потому что говорит без обиняков и не пытается все облегчить. Наоборот, она сразу меня предупредила, предсказав, что произойдет.

Я называю ее «адвокатесса», хотя и знаю, что так говорить неграмотно.

Я мало училась, но вот зато речь у меня всегда была правильной. Я называю ее адвокатессой только потому, чтобы отличить ее от ее мужа, адвоката. Он известный адвокат по уголовным делам. Но и моя адвокатесса тоже большая умница. Да, она умница.

Мой процесс будет долгим, но я не собираюсь отступать. И даже когда я думаю, что мне, может, никто не поверит, что я проиграю, – даже и тогда я не иду на попятный.

Ну а когда падает духом адвокатесса, то вот тогда-то ободряю ее я. А вот когда прихожу в уныние я, ободряет меня она.

Розальба очень красивая. Красивая и высокая. Она всегда говорит прямо и по существу. Она из тех женщин, которые работают и всегда спешат. Она водит внедорожник с автоматической коробкой передач, курит синий «Пэлл-Мэлл» и не заправляет джинсы в сапоги. И походка у нее крепкая, мужская.

Иногда я даже живу у нее дома. То есть ночевать я возвращаюсь к себе домой, но вот зато день я провожу у нее. Ее дом для меня как убежище. А при доме у нее прекрасный сад, где полно разных растений и цветов. А еще у адвокатессы есть маленькая комнатная собачка по кличке Уго. Я ее просто обожаю, а она обожает меня, и мы ее тискаем и балуем.

Когда я только подхожу к воротам дома адвокатессы и только собираюсь в него позвонить, Уго уже чувствует, что это я, и бежит ко мне навстречу, чтобы поздороваться.

Благодаря адвокатессе и ее мужу я наконец поняла, что это такое – жить нормальной жизнью, по утрам в воскресенье заниматься садом, обедать всем вместе, получать подарки.

С того дня как я подала заявление, в моей жизни столько всего изменилось! И все благодаря карабинерам и адвокатессе. Родные отнеслись к моему решению с пониманием. А вот моя адвокатесса Розальба его поддержала. А это совсем другое дело. Это требует мужества. В своем доме я чувствовала себя опустошенной, но вот в доме Розальбы я набиралась сил. Благодаря ей я уже ни в чем не сомневаюсь. Она меня ободряет – и я терпеливо переношу осмотры гинеколога, беседы с психиатрами и допросы. Благодаря ей я не боюсь участвовать в судебном процессе.

28 октября 2002 года генеральный прокурор Адорнато потребовал у судьи арестовать шестерых насильников, на которых я написала заявление. А 30 октября карабинеры из полицейского управления Сан-Мартино подарили мне Диану. Они позвали меня в сад и сказали, чтобы я заглянула в печную духовку и посмотрела, что там такое. Сначала я ничего не поняла. А потом открыла заслонку и увидела, что на обожженных кирпичах лежит красное одеяльце, а на нем – белый пушистый клубочек с двумя блестящими глазками.