Николай Дашкиев - «Властелин мира»

– Так вы жили на Рудольфштрассе? Номер семь?.. Да, да!.. Это рядом с кафе «Золотое руно»… Я сиживал там долгие часы, но это было давно, во времена кайзера… Вы, вероятно, встречались там с господином Кнопке?.. Этакий одноглазый толстяк…

Щеглов насторожился: вопрос показался ему подозрительным.

Этот район Берлина инженер знал достаточно хорошо, так как прожил там полтора года после окончания Отечественной войны. Бывал он и в кафе «Золотое руно»… Но Кнопке… Черт знает, кто такой этот Кнопке!

– Право, не помню, – дипломатично ответил Щеглов. – Ведь это было так давно!

– Ах, правда, – спохватился Вагнер. – Это мне с интегратором видно все, как на фото… Но хватит о Германии. Я собственными глазами видел все это и удрал от туда в начале сорок пятого года. Расскажите лучше о Москве. Это более интересно.

Щеглов успокоился. Разговор переходил на безопасную тему.

– Ну, что ж – Москва как Москва…

Он старался быть холодно-недоброжелательным и лаконичным, но Вагнер потребовал подробностей, особенно интересуясь изменениями, происшедшими за годы советской власти. Волей-неволей Щеглову пришлось детализировать, и это было страшно: он чувствовал, что проваливается, как ученик-неудачник на своем первом в жизни экзамене.

Казалось, все было правильным с точки зрения разведчика: он приводил конкретные эпизоды, ничего не хвалил, ругал сдержанно. Однако если о Москве, о каждом ее доме он мог говорить по крайней мере пять минут, вдаваясь в подробности, запоминающиеся только юноше, то о Берлине, где, согласно выдуманной биографии, протекала его юность, он говорил с позиции сорокалетнего.

Когда Щеглов закончил свой рассказ, Вагнер долго сидел молча, затем сказал:

– Да, я вспомнил: кафе «Золотое руно» в двадцать пятом году было не рядом с вашим домом, а на углу. Помните, тот дом сгорел в тридцать третьем году?

– Нет, не помню, – твердо ответил Щеглов. – Ведь я тогда уже был в России.

– Ах, да, да! Это верно, верно. Ну, хорошо.

Взгляд Щеглова встретился с испытующим взглядом Вагнера. Инженер понял, что игра проиграна.

Глава ХI

Хищник против хищника

Смит проснулся в очень плохом настроении. Всю ночь его одолевали кошмары, он метался во сне, стремясь освободиться от чего-то бесформенного, мокрого, тяжелого, навалившегося на него и не дававшего вздохнуть. Теперь он лежал на кровати потный, обессиленный, угнетенный.

С недавнего времени Смит вообще чувствовал себя весьма неважно. У него значительно ухудшилось зрение, притупился слух, исчез аппетит. А главное – трудно было сосредоточиться, вспомнить что-нибудь. Каждое утро им овладевала странная вялость, не хотелось делать ни одного лишнего движения.

Вот и сейчас он нехотя поднялся, мимоходом заглянул в зеркало и, проведя ладонью по густой рыжеватой щетине на подбородке, махнул рукой: а, не все ли равно!

В одной пижаме он вышел на балкон, окинул взглядом ряд неуклюжих железобетонных строений, безразлично посмотрел на залитую солнечными лучами пышную растительность парка за лабораторным корпусом. Сегодня было удивительно хорошее утро. Но Смит недовольно проворчал:

– Проклятая Малайя! Как она мне осточертела!

Через парк к фонтану шли двое. Смит напряг зрение и узнал: это Харвуд и Бетси Книппс. Девушка шла легкой приплясывающей походкой и размахивала чем-то ярким – сумочкой или, быть может, букетом цветов. У фонтана они остановились. Харвуд приблизился к Бетси, – вероятно, обнял ее.

Смит засопел и отвернулся. Острая зависть, жгучая ненависть сжали его сердце, перехватили дыхание.

Почему так бывает – одному везет сызмала, а другому приходится собственное счастье выгрызать зубами, выцарапывать когтями… А оно – гладенькое, кругленькое – выскользнет, да и покатится прочь… Ищи тогда ветра в поле!..

Не он ли, Смит, обласкал полунищего, жалкого Вагнера?.. Не Смиту ли пришла в голову мысль заинтересовать интегратором миллионера Книппса?.. И разве не вот этими неуклюжими, но цепкими руками была вырвана у Вагнера рукопись, которую даже оценить нельзя?!

И все это досталось Генри Харвуду. Досталось потому, что он молод и красив, а Смит стар и безобразен, как настоящий Квазимодо… Да, он может сейчас иметь много денег. Но что деньги? За них не купишь молодости и красоты, не задержишь наступление преждевременной старости.

Смит еще раз взглянул на парк. Харвуд и Бетси устроились на скамье у фонтана. Генри что-то рассказывал, энергично жестикулируя.

– Заговаривает зубы! – злобно прошептал Смит. – «Властелин мира»!.. Х-ха!.. Щенок!

Он пошел в комнату, оделся и направился в лабораторию.

Еще не подошло время включить главный интегратор, однако Смиту очень захотелось услышать, о чем же беседуют эти молодые и счастливые. Но недаром говорят, что подслушивающий часто слышит о себе неприятные вещи.

– Бр-р-р! – сказала Бетси. – Он уродлив и страшен!.. Когда он неожиданно появляется передо мной, я вздрагиваю: мне кажется, что он вот-вот вцепится в меня своими грязными когтями… Я вас прошу, Генри, увольте его! Он мне противен…

Смит перевел взгляд на свои пальцы. Ногти в самом деле были длинноваты, но где она увидела грязь?!.. Он сжал руку в кулак так, что ногти врезались в ладонь. Погоди, проклятая вертихвостка! Смит оскорблений не забывает!

– Вы ошибаетесь, милая! – ответил Харвуд. – Смит просто-напросто хорошо выдрессированный пес-волкодав. Он мне еще нужен. Я его уволю, когда закончу исследования…

Смит вздрогнул.

«А, уволишь?! – чуть не выкрикнул он. – Ну, так посмотрим, не очутишься ли ты в том железном гробу, где доживает свои дни Отто Вагнер!»

Смит знал и раньше, что Харвуд ненавидит его, как ненавидит гангстер своего сообщника, когда приходит время делить награбленное. Но откровенное признание из уст Харвуда он услышал впервые.

Да, Смит еще нужен, так как не удалось раздобыть главного секрета Вагнера. А затем Смита – прочь?.. Смять, уничтожить, стереть в порошок?..

Смит снял и зло швырнул «радиошлем». Будь он проклят, этот интегратор и тот час, когда пришлось встретиться с Харвудом!

Ощущая потребность излить на ком-нибудь свой гнев, Смит направился в экспериментальную, как звали комнату, где пытали людей, чтобы записать на пленку радиоколебания страдающего мозга. Он готов был разрушать и уродовать все живое, с наслаждением уничтожать и топтать молодое, красивое, здоровое.

Но ему и здесь помешали. Едва он спустился в туннель, как услышал щебет Бетси:

– …Это настоящий сказочный дворец!.. Потайные двери, лабиринты переходов, по которым, кажется, скользят тени призраков…

Смит злобно плюнул и пошел назад. К чертям все!.. Забыться, рассеяться!.. Сесть за интегратор, углубиться в воспоминания о далеком детстве, перебирать в памяти редкие минуты, когда и ему улыбалось счастье…