Михаил Тырин - Заговор обреченных

– Тут что-то произошло, – пробормотал Боря, и он был совершенно прав.

«Туша кита» оказалась смятым, сломанным пополам корпусом какой-то машины, очевидно, летающей. Это мог быть ялик величиной с хороший самолет. Я таких никогда еще не видал. Вокруг темнели небольшие кучки – тела хвостатых, лежащих группами и поодиночке. Судя по всему, мы наблюдали последствия невиданной воздушной катастрофы.

Мы медленно плыли над самой землей, прорезая клоки тумана. Хвостатые иногда с плачем устремлялись за нами, но кузнечики очень быстро их отгоняли.

– Все, дальше пешком, – сказал Боря и протер очки дрожащими руками. – Надевай гюкзак.

– Зачем пешком? А если драпать придется?

– На машине нас быстго засекут. Пешком безопаснее.

Ялик остановился перед обрывом, который оказался берегом реки. Впрочем, воды в этой реке уже не было. Она не высохла, ее выжгла какая-то неведомая сила. От небольших лужиц на дне русла еще шел пар, копошились какие-то небольшие существа, облепленные коричневой жижей.

Оставив ялик, мы сразу оказались по колено в грязи. Кузнечики взяли нас в кольцо, и мы поплелись вперед, не видя ничего, кроме душного тумана.

Скоро пришлось прибавить шагу. К этому нас вынудили кузнечики, сердито посвистывая и бесцеремонно подталкивая в спину. Они двигались порывисто, проворно, как курицы или ящерицы: несколько быстрых шагов, остановка, голова, как секундная стрелка, влево-вправо, снова вперед...

– С какой стати они командуют? – возмущенно спросил я. Боря не ответил, он сгорбился под тяжестью ранца и то и дело тряс головой, сбрасывая капельки пота.

Два высоких берега поднимались с боков, не давая видеть, что происходит вокруг, и смотреть приходилось только под ноги. Однажды я едва не наступил на обгоревший металлический диск, который шипел в грязи и сыпал искрами. Боря успел крикнуть, чтоб я обошел его стороной.

Подняв голову, я вдруг увидел, что небо уже чистое – тумана словно и не бывало. Одновременно я заметил, что где-то далеко в небо поднимаются гигантские столбы дыма. Воздух и земля продолжали вздрагивать от далеких ударов грома.

Сколько мы прошли, не знаю. Наверно, не очень много, потому что движению мешали комки грязи, налипшие на обувь. Но выдохлись мы с Борей, как ломовые лошади в базарный день. Кончилось тем, что он просто сел в грязь, расставив ноги. Он тяжело дышал и водил туда-сюда осатаневшим взглядом.

Кузнечики принялись было свистеть и бегать вокруг него, но он вдруг так заорал на них, что гадкие твари мигом присмирели.

– Ну что, привал? – вздохнул я, присаживаясь на свой ранец.

Он вяло шевельнул плечами.

– Боря, я ни черта не понимаю. Куда мы идем, от кого прячемся, что будем делать дальше?

– Я и сам не пгедставляю, куда идем, – ответил он. – Кузнечики нас пгиведут, а там мы должны оставить гюкзаки и включить сигнал. И по этому месту Контголегы влупят из своего огудия.

– Какого черта! – простонал я. – Я не нанимался к ним таскать ранцы, меня не спрашивали, хочу я или не хочу. И деньги их мне без надобности. Скажи честно, мы успеем удрать?

– Я не знаю даже, успеем ли мы дойти... – уныло и непонятно ответил Боря.

Русло уходило вперед мрачным ущельем. Далекие столбы дыма все так же тянулись в небо, растекаясь там серой пеленой. Воздух дрожал от приглушенных громовых раскатов. Мы – мокрые и злые – сидели в грязище, не понимая, за каким лешим нам это надо. Ну, Боря, может, и понимал, у него свои резоны... А я-то зачем?

– Пога идти, Сегежа, – сказал он, тяжело поднимаясь. Ноги его так и разъезжались от слабости.

Мне даже захотелось поддержать его за плечи. И вдруг я заметил, что его глаза словно остекленели вслед за очками. Мелькнула мысль, что ему стало плохо, и я успел испугаться – чего мне теперь с ним делать?

Тут я наконец обратил внимание, что мой слух беспокоит какой-то низкий гул, похожий на жужжание шмеля. И вдруг...

...Дин-н-нь...

Я обернулся – и замер в ужасе. Я наконец узнал, что такое Зонтики. Я сразу узнал их, хотя ни разу не видел.

Они плыли стайкой посреди выжженного русла навстречу нам. Их было шесть или семь, они и в самом деле походили на зонтики – большое кожистое крыло и щупальце, которое болталось под ним, иногда задевая землю. Крылья мелко трепетали, издавая гул, от которого мороз шел по коже.

Динь... Дин-н-нь...

Что-то происходило. Краем глаза я заметил, что двое кузнечиков медленно оседают. Остальные устроили целый концерт художественного свиста, но не убежали, а рассредоточились и залегли в грязи, спрятавшись за валунами, гнилыми бревнами и кучами мокрой травы.

Я невольно отпустил руки, и Боря свалился как мешок, успев пробормотать:

– Все, Сегежа, это конец...

Я попятился, но споткнулся обо что-то и потерял равновесие, сумев в последний момент извернуться и приземлиться на четвереньки. Я так и стоял, как баран перед новыми воротами, а наши кузнечики между тем уже начали обороняться. Их самострелы заработали, издавая звук велосипедного насоса.

От их выстрелов Зонтики иногда останавливались, начиная крутиться, подобно волчку, но потом, грациозно качнувшись, возобновляли наступление.

...Дин-н-нь...

Один из кузнечиков вскочил с жутким визгом и тут же свалился, мгновенно замерев. Во лбу у него появилась золотистая трубочка размером с карандаш.

Я начал осторожно выбираться из своего рюкзака, который сковывал движения и, наверно, издалека привлекал внимание. Бросив взгляд на спутника, я увидел, что он уже давно избавился от груза и теперь делает неловкие попытки закопаться в грязь.

И вдруг я понял, что в живых у нас остался только один кузнечик. Впрочем, через секунду и он рухнул с блестящий трубочкой в голове.

«Кранты, – с грустью подумал я. – Сейчас и в меня загонят такую трубочку, и буду я лежать в этой канаве – никому не ведомый герой». Я сместился в сторону и, не переставая следить за приближающимися Зонтиками, потянулся к самострелу, оброненному уже покойным кузнечиком.

– Не вздумай! – яростно зашипел Боря. – Стой, говогю, лежи спокойно!

Я замер, удивленный, откуда в полудохлом от страха пареньке вдруг столько эмоций.

– Замги! – процедил он, корча мне страшные рожи.

И тут моих волос коснулся какой-то сквознячок. Я сначала не придал этому значения, но дуновение оказалось очень уж навязчивым. И тогда я обернулся...

Я не заорал в тот момент благим матом лишь потому, что в легких не оказалось воздуха. Кожистый купол Зонтика трепетал прямо надо мной, создавая легкий ветерок. Щупальце изогнулось змеей и плавно пошло вдоль моего тела, как будто искало место, куда вонзиться...

Я закрыл глаза и перестал дышать. Время шло минута за минутой, и это были такие долгие минуты, что, казалось, я успел состариться, пока не понял, что больше не слышу шмелиного гудения.