Дэн Уэллс - Партиалы

На весь экран развернулось новое окно с фотографиями в приложении и одной-единственной фразой: «27 случаев РМ-вируса».

– Что? – прошептала Кира. Цифра, мигнув, изменилась на 28. Кира открыла один из снимков приложения, он открылся в углу экрана; там оказалось 3D-изображение РМ-вируса, шероховатой полной сферы, подсвеченной желтым, чтобы не сливаться с фоном. Сфера выглядела зловеще.

Число продолжало расти: «33 случая. 38. 47. 60».

– Да он повсюду, – заметила Кира, просматривая изображения вируса, появлявшиеся на экране. Она и раньше видела эту картинку, когда только начинала учиться на врача, но чтобы так много и у живого человека – никогда. – Наверно, какая-то ошибка.

– Я совершенно здоров, – подтвердил Маркус.

Кира нахмурилась и всмотрелась в одну из фотографий. Вирус, точно огромный и ненасытный хищник, угрожающе нависал над другими клетками.

– Причем программа не сочла эти случаи патологией, – продолжала Кира. – Она просто их обнаружила. Компьютер научили распознавать вирус, но не оценивать его как опасность. Интересно, это всегда так? – Она покосилась на синий ромб в углу экрана, увидела ссылку на базу данных, нажала, и открылось новое окно – длинный узкий прямоугольник с правой стороны экрана. Кира развернула его: там оказался список похожих случаев. Девушка пролистала его, вызывая страницу за страницей, пестревшие ссылками. Щелкнув по одной из ссылок, Кира открыла карту другого пациента, в крови которого тоже обнаружился РМ-вирус. Девушка открыла следующую карту, потом еще одну: та же картина. Кира не находила слов.

– Мы все носители, – наконец проговорила она. – Все, кто уцелел, носят вирус в крови. Даже если мы невосприимчивы к нему, все равно являемся разносчиками. Вот почему умирают младенцы. Вот почему болезнь так быстро их поражает. Даже в герметичном помещении, – Кира взглянула на Маркуса. – Нам никуда от него не деться, – она перелистала изображения вируса, вспоминая все, что узнала за годы учебы о принципах его распространения и действия. РМ-вирус был особенно опасен еще и потому, что функционировал не как типичные кровяные инфекции: да, он жил в крови, но мог обитать и в любой части тела, передавался не только через кровь, но и через слюну, при половом контакте и даже через воздух. Кира задумалась над фотографиями структуры вируса, стараясь разглядеть хоть какую-то деталь, которая поможет разгадать его секреты. Вирус был большим, достаточно большим, чтобы обладать всеми функциями очень сложной системы, хотя медики так и не определили, что она из себя представляет.

Маркус потер глаза, провел ладонями по лицу:

– Я же тебе говорил: лучшие умы, которые у нас остались, одиннадцать лет занимались РМ-вирусом и уже перебрали все возможные варианты.

– Но должно быть что-то еще, – возразила Кира, стремительно пролистывая список ссылок.

– Прижизненные исследования, посмертные исследования, образцы крови, очищение крови, дыхательные маски. Даже опыты на животных. Кира, они изучили все, что только возможно.

Кира настойчиво просматривала отчет за отчетом, изменение за изменением. Когда же она, наконец, добралась до конца списка, ее осенило.

В базе не было данных об опытах на одном-единственном объекте. Том самом, которого вот уже одиннадцать лет никто не видел.

Кира замерла, уставившись в компьютер. С экрана на нее смотрело изображение вируса, и на душе у девушки стало муторно.

Если ученые хотели понять, как действует вирус, почему не обратились к первоисточнику? Если нужно определить, как функционирует иммунитет, почему бы не найти того, кто действительно невосприимчив к болезни?

Если они действительно хотели найти лекарство от РМ-вируса, почему бы не пойти по самому простому пути: изучить партиала?

Глава одиннадцатая

– Входите, – произнес доктор Скоузен. Кира медленно открыла дверь. Казалось, сердце вот-вот выскочит из груди. Неделю они с Маркусом просматривали существующие исследования, чтобы убедиться в необходимости идти к Скоузену, и еще несколько дней Кира придумывала, что и как скажет. Получится ли? Согласится ли доктор или посмеется и выставит из кабинета? А то и вовсе разозлится и выгонит из больницы? В кабинете Скоузена было светло благодаря большим окнам и яркой белой лампе на столе. Электрический свет неизменно вызывал у Киры восторг, сколько бы она его ни видела; он был роскошью, которую могли позволить себе немногие. Интересно, знают ли они, что для больницы это обыденное явление?

– Спасибо, что согласились меня принять, – поблагодарила Кира, закрыла за собой дверь и решительно приблизилась к столу доктора. Девушка надела самый строгий из своих костюмов: красная блузка, юбка кофейного цвета, пиджак в тон и туфли на каблуках. Обычно Кира каблуки не носила, – они были неудобны как для работы, так и в целом для жизни после эпидемии, – но Скоузен вырос в старом мире, и девушка решила, что ему они понравятся. Ей хотелось, чтобы он воспринял ее как взрослого, умного, серьезного человека, и приложила для этого все усилия. Кира протянула руку, и Скоузен энергично стиснул ее ладонь; кожа у него была старая, сухая, как пергамент, и морщинистая, но пожатие оставалось крепким.

– Присаживайтесь, – Скоузен указал на стул. – Ваша фамилия Уокер, верно?

Кира кивнула и опустилась на краешек стула:

– Да, сэр.

– Ваша работа произвела на меня большое впечатление.

Кира широко раскрыла глаза от удивления:

– Вы ее читали?

Скоузен кивнул.

– Нечасто интерны публикуют исследования. Разумеется, я заинтересовался. – Он улыбнулся. – И представьте мое удивление, когда исследование оказалось не просто добросовестным, но и совершенно самостоятельным. Выводы о структуре РМ-вируса небесспорны, однако оригинальны. Как исследователь вы подаете большие надежды.

– Спасибо, – Кира почувствовала, как по ней прокатилась теплая волна. Похоже, дело выгорит. – Поэтому я и пришла к вам. Хочу продолжить исследования.

Скоузен откинулся на спинку стула и посмотрел на Киру; особого восторга ее слова не вызвали, но он, по крайней мере, слушал. «Была не была», – подумала Кира.

– Я, собственно, вот о чем. Закон надежды предлагает упрощенную версию того, чем мы занимались эти одиннадцать лет: производить на свет как можно больше младенцев. Но за все годы такая тактика не принесла ощутимого успеха. Мы словно швыряемся грязью в стену и смотрим, что прилипнет, но за одиннадцать лет можно было понять: больше грязи – не выход. Нужно попробовать что-то другое.

Скоузен с каменным лицом смотрел на Киру:

– И что вы предлагаете?

– Я хочу перевода из родильного отделения в исследовательское.