Человек в Высоком Замке - Филип Киндред Дик

Добравшись до кабинета, он поручил Рамсею позвонить в один из отделов Торгпредства — «Добыча полиметаллических руд» — и попросить, чтобы по возвращении из посольства начальник отдела связался с ним.

Ответный звонок раздался около полудня.

— Наверное, вы заметили, что на собрании мне стало дурно, — сказал в трубку Тагоми. — Очевидно, это всем бросилось в глаза. Особенно мое поспешное бегство.

— Я ничего не заметил, — ответил чиновник «Полиметаллических». — Но, не увидев вас после заседания, я встревожился, не случилось ли чего.

— Вы очень любезны, — уныло поблагодарил мистер Тагоми.

— Вовсе нет. Я уверен, все были поглощены докладом мидовца и ничего кругом не замечали. Вас, наверное, интересует, о чем говорилось после вашего ухода? Вы успели выслушать первую часть доклада?

— Да, вплоть до Зейсс-Инкварта.

— Затем докладчик подробно осветил экономическую ситуацию в Рейхе. На Родных островах сложилось мнение, что намерение Германии обратить население Европы и Средней Азии в рабов, уничтожив всю интеллигенцию, буржуазию, патриотически настроенную молодежь, — грозит экономической катастрофой. До сих пор немцев спасали только достижения в науке и технике. Образно говоря — чудо-оружие.

— Да, — подтвердил Тагоми. В одной руке он держал трубку, а другой наливал себе чашку горячего чая. — Как спасли их в войну снаряды ФАУ и реактивные истребители.

— Немцы — мастера на подобные штучки, — продолжал чиновник «Полиметаллических». — Но сейчас они опережают нас только в области атомной энергетики да в области развлечений — согласитесь, запуск ракет на Венеру и Марс очень напоминает цирк. При всех объемах германского импорта, как подчеркнул докладчик, снаряжение подобных экспедиций не дает никакой экономической выгоды.

— Но со стороны выглядит эффектно, — заметил Тагоми.

— У докладчика мрачные прогнозы. По его убеждению, большинство высокопоставленных нацистов боятся смотреть правде в глаза. Тем самым, они усугубляют тенденцию к мероприятиям, для которых требуется tour de force[39] — мероприятиям авантюрным, с непредсказуемыми последствиями. Сначала — приступ маниакального энтузиазма, затем страх и отчаянные призывы Партай. Вывод докладчика: подобная ситуация способствует приходу к власти самых безответственных и безрассудных претендентов. Нам следует готовиться к худшему. Судя по всему, ответственные и здравомыслящие элементы потерпят поражение в начавшейся борьбе.

— А кого он считает худшими? — Тагоми сделал глоток.

— Гейдриха. Доктора Зейсс-Инкварта. Геринга. Такова точка зрения Имперского правительства.

— А приемлемыми?

— Бальдура фон Шираха и доктора Геббельса. Но на этот счет он был очень краток.

— Что он еще говорил?

— Сказал, что сейчас мы больше, чем когда-либо, должны сплотиться вокруг Императора и Кабинета.

— А потом, видимо, была минута молчания в знак соболезнования?

— Да.

Тагоми поблагодарил собеседника и повесил трубку. Но звук селектора не дал ему спокойно допить чай.

— Сэр, вы хотели выразить соболезнования германскому консулу, — напомнила Эфрикян. И добавила после паузы: — Мне зайти к вам с диктофоном?

«А ведь верно, — подумал Тагоми. — Совсем из головы вылетело».

— Да, зайдите, — ответил он.

Она вошла и спросила с улыбкой:

— Вам лучше, сэр?

— Да. Благодаря витаминам. — Безуспешно порывшись в памяти, он спросил: — Напомните мне, пожалуйста, как зовут консула.

— Да, сэр. Барон Гуго Рейсс.

— Mein Herr, — начал мистер Тагоми, — известие о безвременной кончине вашего вождя герра Мартина Бормана повергло нас в пучину скорби. Эти слова я пишу со слезами на глазах. Вспоминая доблестные подвиги герра Бормана, не жалевшего усилий для защиты германского народа от внешних и внутренних врагов, вспоминая его жесткую, бескомпромиссную борьбу с малодушными, которые предали тысячелетнюю мечту человечества о космосе, куда устремилась светловолосая, голубоглазая нордическая раса в своей… — Он замолчал. Надо было как-то закончить фразу. Эфрикян ждала с выключенным диктофоном.

— Мы живем в великое время, — задумчиво произнес он.

— Записывать, сэр? — встрепенулась секретарша. — Это текст?

— Нет. Я обращался к вам, — ответил Тагоми.

Она улыбнулась.

— Перемотайте назад, — попросил он.

Зашуршала пленка. Из двухдюймового динамика зазвучал металлический голос: «… не жалевшего усилий для защиты…» — казалось, в динамике бьется и пищит какое-то насекомое.

— Закончим так, — произнес он, дослушав запись: — …решимости возвеличить и принести себя в жертву и тем самым занять нишу в истории, из которой никто во всей Вселенной не сможет ее вытеснить, я испытываю невыразимую горечь утраты… — Тагоми умолк и задумался. — Мы все — насекомые, — сказал он вдруг. — Слепо бредем к чему-то ужасному или, наоборот, высокому, чистому. Вы согласны? — Он поклонился. Эфрикян, сидевшая с диктофоном в руках, слегка поклонилась в ответ. — Напечатайте и отправьте, — велел он. — С подписью и всем прочим. Если сочтете нужным, внесите поправки.

В дверях секретарша остановилась и с интересом посмотрела на него.

Эфрикян ушла, и Тагоми стал разбирать накопившиеся бумаги. Но почти тотчас из селектора донесся голос Рамсея:

— Сэр, вас просит мистер Бэйнс.

«Это хорошо, — подумал Тагоми. — Теперь можно начинать важный разговор».

— Соедините, — Он взял трубку.

— Мистер Тагоми? — послышался голос Бэйнса.

— Добрый день. Простите, в связи с известием о смерти канцлера Бормана, утром я был вынужден…

— Мистер Ятабе еще не дал о себе знать?

— Еще нет, — ответил Тагоми.

— А вы предупредили своих подчиненных? — похоже, Бэйнс волновался.

— Да. Его немедленно проводят в мой кабинет. — На самом деле он напрочь забыл об этом и теперь мысленно сделал заметку: проинструктировать Рамсея. «Выходит, без пожилого господина мы не можем начать переговоры?» Тагоми стало тревожно. — Сэр, мне не терпится начать. Не могли бы вы продемонстрировать изделия вашей фирмы? Хотя у нас такой сумасшедший день…

— Произошли изменения, — сказал мистер Бэйнс. — Нам придется дождаться мистера Ятабе. Вы уверены, что его еще нет? Дайте мне слово, что как только он появится, меня поставят в известность. Пожалуйста, мистер Тагоми. — У него был напряженный, срывающийся голос.

— Даю вам слово. — Тагоми тоже разволновался. «Смерть Бормана. Вот в чем причина отсрочки». — А пока, — быстро добавил он, — буду рад, если вы согласитесь позавтракать со мной. Время позднее, но мне еще не удалось поесть. — Он продолжал, импровизируя: — Не касаясь конкретных вопросов, мы могли бы обсудить общую картину…

— Нет, — перебил его