Семя скошенных трав - Максим Андреевич Далин
Уже потом, конечно, сообразил, что это шедми. После того, как передал сообщение: «В открытом океане — человек!» Просто совершенно непонятно было, откуда он там взялся: погода стояла не ахти, слегка штормило, температура воды — градусов шесть-семь, не больше, человек бы в таких условиях долго не продержался. Сердце в холодной воде останавливается — и Васькой звали.
А этот — плыл. Но, конечно, было непонятно, сколько он ещё сможет плыть, даже если он — шедми.
В общем, Смеляков закономерно решил, что бедолагу надо спасать. Приводнить орнитоптер не рискнул, но снизился до минимума. И рассмотрел: плыл-то пацан!
Лет, может, двенадцати, но точно не больше! Головёнка лысая. Почему-то у них все мальчишки лысые — волосы начинают отрастать только у юношей. Но к девчонкам это не относится — девчонки с гривой с рождения… в смысле — обрастают, как только бельковый пух облезет, даже раньше.
Смеляков кинул пацану трап — а пацан нырнул. Как натуральный тюлень: вдохнул и — бульк! И пропал.
Само собой, Смеляков дёрнулся. Потому что — пацан, потому что — гуманоид, потому что — кругом открытый океан, к вечеру обещали настоящий шторм, шедми, быть может, и пофигу, но Смеляков-то — человек. И он послал запрос на нашу базу: экстремальная ситуация, разрешите использовать для спасения ксеноса сетку для забора биологических образцов. База поразмыслила — и разрешила.
А пацанёнок-шедми не выныривает и не выныривает. Мы уже потом узнали, что дыхание они запросто задерживают минут на пятнадцать-двадцать, но тогда Смеляков думал, что пацан утонул. Не русалка всё-таки.
Сделал круг над этим местом просто для очистки совести. И вдруг увидел, как шедми вынырнул — метрах в двухстах, наверное.
Как только увидел — опустил сетку для ловли всякой живности, с манипуляторами. В общем, пацан поймался раньше, чем успел что-то сообразить. И Смеляков поднял его на борт.
Шедми вовсе не обрадовался. Не стал особенно огрызаться-отбиваться, но не обрадовался, совершенно точно. И куртку, которую Смеляков ему протянул накрыться, не взял. Устроился в кресле пассажира нагишом — видно, какая кожа жирная, вода скатывается каплями. Несёт от него рыбьим жиром, как от улова.
Смеляков потом говорил, что пытался как-то с ним общаться — но шедми свернулся клубком и молчал. А потом с орнитоптером связались наши — которым пришлось тяжелее, потому что надо было сообщать чужой базе. К тому же оказалось, что чужая база уже в курсе.
Смелякову велели менять курс и лететь к той самой скальной плите, где у нас как-то само собой сформировалось место встречи.
Туда же прибыли и шедми на своём «летающем блюдце». Пацан, увидев своих, сразу оживился и успокоился, даже начал улыбаться — а когда Смеляков посадил орнитоптер, мелкий сразу выскочил и побежал шедми навстречу.
Обниматься. Будто человек его собирался съесть без соли. И шедми его примерно так же и встретили: будто он вырвался прямо из пасти.
А к Смелякову подошла девица, да такая, что биологини просто в счёт не шли. Я наблюдал по видео: стеклянная Аэлита из древнего фантастического романа. Выражаясь высоким стилем, чуждая и прекрасная: громадные чёрные глазища на нежном личике, чуть не прозрачном — и волосы, тёмно-серые, блестящие, натурально стального цвета. И крохотный лиловый ротик. И фигурка, как у земной девочки-старшеклассницы.
Сказала — у них тоже был дешифратор неплохой:
— Я сообщу детям, что океан в этом районе является зоной исследований людей — и запретен для прогулок.
«Для прогулок», понимаете ли!
Смеляков ей:
— Океан вообще-то для прогулок не место.
А она:
— Хищников, способных причинить вред, тут нет, наши воспитанники это знают. А подросткам свойственно испытывать себя в приключениях и путешествиях. Мне жаль, что Халэ отвлёк тебя от важных дел.
Вот тут-то Смеляков ей и выдал — случайно — убийственную фразу, из-за которой случилось удивительно многое. Если бы он так не сказал, может, ничего бы и не было.
— Просто, — сказал он, — страшно за детей. Всё-таки чужой для них мир. А если ребёнок в опасности — какие уж тут важные дела!
И Аэлита улыбнулась! Человеку! Впервые, наверное, в истории! А потом к нему подошёл пацан, сказал:
— Прости. Я не понял, что ты меня спасаешь — ведь опасности не было. Там недалеко есть островок, у нас на нём своя база, — и тоже улыбнулся.
Ну — пацан. Штаб у них там, посреди чужого океана. Мы потом узнали, что плавают они сроду, как рыбы, даже в очень холодной воде, и шедми такой заплыв, как человеку — прогулка по лесу. А Смеляков на некоторое время стал у них… ну… не то что доверенным лицом, но его они не шугали, как остальных людей.
В те дни мы и сделали ту запись, как Смеляков играет с бельком. Белька принесла Аэлита, её на самом деле звали Шэу. Смеляков попросил — и они показали; правда, вокруг были их мужики, которые стояли, как стража, но — показали, надо отдать им должное.
И белёк, что удивительно, ни капельки не испугался и даже не удивился. Человек — и человек. Разулыбался, потянулся ладошками с перепоночками. Дяденька, возьми меня на ручки!
Смеляков умилился до предела. Такое доверчивое создание… куда что у взрослых девается! Сказал:
— Надо же! Прямо как к родителям!
А Шэу сказала:
— В таком возрасте малыш воспринимает всех взрослых как родственников, и доверяет, конечно. К тому же он крайне редко общается с родителями… мать навещала его раз или два — у неё другие дела.
Смеляков обалдел.
— А отец?
Шэу только махнула рукой.
— Мы не знаем, кто. Генетическую экспертизу проводят только в случае наследственных заболеваний, а Дога — здоровенький. Правда, рыбка, ты здоровенький?
Обычный женский сюсюк.
У Смелякова, видимо, здорово изменилось настроение и лицо изменилось, потому что они тут же учуяли. И ушли. Как говорится, по-английски, без всяких церемоний: Шэу забрала у него младенца, и мужики её взяли в летающее блюдце. Молча. И с концами.
Один раз Смеляков сделал что-то случайно правильное, а второй — случайно неправильное. Как будто подтвердил какие-то их опасения на наш счёт.
Я бы сказал — ну, тогда и говорил, чего там! — что они повели себя как последние зазнайки и невежи, но сейчас мне кажется, что они были правы. Поняли, что ещё одно слово с любой стороны
