Джо Холдеман - Миры (сборник)

Крабы были хитры, но лишь в той мере, в какой им положено; они ждали в нескольких метрах в стороне, пока я ела, но когда я расправилась с пойманным экземпляром, оставалось только быстро подскочить боком к их стайке и пришлепнуть ближайшего. Самки гораздо вкусней, у них исключительно нежные яйцеклады.

Внезапно – взрыв боли, и меня отшвырнуло от моей добычи, меня несло все выше и выше, к поверхности моря… Поймана на крючок! Я нащупала клешнями опутавшую меня нить, но не смогла перекусить ее Я могла только оттянуть ее немного, чтобы облегчить боль, чтобы весь мой вес не приходился на челюсть и мягкое основание языка. Но когда я потянула, кто-то, державший веревку, дернул снова.

Я с плеском вылетела из моря и забарахталась на низком, плоском плоту. Чудовище вдвое больше меня, с. шестью ногами – нет, с четырьмя ногами и двумя руками, одна из которых сжимала здоровенную дубину, – с недвусмысленными намерениями двинулось ко мне Второе чудовище держало туго натянувшуюся леску. У них были головы как у насекомых и хитиновая поверхность тела, как у меня, но эти твари носили сапоги, и перчатки, и связки золотых и серебряных цепочек.

Внезапно между нами возник летучий паук, раскинувший щупальца, чтобы надежней вцепиться в плот, неуверенно покачивавшийся на воде под порывами ветра. Чудовище с дубинкой застыло на месте. Розовая шелковинка скользнула по моему телу, коснулась спины, неуверенно ткнулась – но контакта не возникло.

Я почти потеряла сознание от потрясения и боли и вдруг поняла, что от страха не дышу; моя дыхательная система все еще была подключена к жабрам. Дыхательные отверстия в спине открылись, и я почувствовала, как шелковинка скользнула внутрь.

Я смотрела вниз, на свои босые человеческие ноги. Между ними лежала металлическая нить с гроздью окровавленных крючков. Я подняла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как два чудовища-рыболова, воющие от ужаса, прыгают с плота. Плот покачнулся, накренился, и холодная вода заплескалась под моими ногами…

И наступила абсолютная тьма, абсолютная тишина. Я попыталась заговорить, но в моих легких не было воздуха. Я попыталась бы нащупать пульс, знай я, где мои руки. У меня пропали обоняние и вкус, чувство равновесия; я не ощущала ни мысленной связи с пауком, ни своих костей и мышц, как бывает в ВР-машинах в исходный момент настройки.

Не умерла ли я?

Я спросила его:

– Я мертва?

Ответа не было.

Возможно, наступил тот момент, ради которого меня выбрали среди моих соплеменников. Попытайся найти рациональное зерно. Путешествия в Антарктику и в центр земного шара – просто демонстрация могущества этих существ.

Потом – судилище в племени динозавров. Комната скорби и страданий Джона. Трансформация. Рыбная ловля. Три ситуации, вызывающие сочувствие, сопереживание. Две из них – еще и возмущение несправедливостью.

В темноте, рядом со мной, было что-то большое.

Мой приятель – паук, конечно. И еще кто-то. Но я не могла понять, что происходит.

Я почувствовала новый мысленный посыл.

Это последнее. Держи веревку покрепче.

Грубый ворсистый канат в несколько сантиметров толщиной лег мне в ладонь. Я вцепилась в него обеими руками.

Вместо темноты – ослепительное желтое сияние откуда-то снизу. Сила тяжести надавила на меня, и я сжала канат коленями и лодыжками, обкрутила вокруг запястий. Сильно раскачиваясь, я втянула воздух и закашлялась. Дым с привкусом серы, хлора и чего-то еще незнакомого наполнил воздух.

В десяти метрах внизу бурлила река из расплавленной горной породы, густая, как сироп, ярко-желтая, с красными и черными вкраплениями. Мои босые ступни опалило жаром, боль была ужасной – я чувствовала, как кожа вздувается и пузырями лопается.

В нескольких метрах от меня, бессвязно вскрикивая, раскачивалась Сандра, ее запястья были связаны таким же канатом. Молодая и сильная, она сумела подтянуться, свернуться в калачик, как на гимнастическом снаряде, стараясь как можно дальше отодвинуться от нестерпимого жара, но ее голые спина и ягодицы побагровели, покрылись пузырями, волосы уже задымились.

Продержись двадцать секунд, и ты спасена. Но твоя дочь упадет и погибнет. Брось веревку – и твоя дочь будет жить.

Падая в огненную бездну, я успела выкрикнуть одно-единственное слово, может быть, имя моей девочки, но, к своему удивлению, я не погибла сразу же. Пока я летела вниз, жар был нестерпимым, но когда упала, мне показалось, что я окунулась в жидкий лед. Я всплеснула руками – и увидела жуткие останки своей плоти, повисшие лохмотья кожи, запах горелого мяса забил мне глотку, я попыталась застонать – но мои губы спеклись…

Позже мне рассказали, что я появилась в офисе Деннисона почти сразу же после того, как исчезла. Сначала они не поняли, что это за чудище свалилось на пол – дымящееся, обугленное, даже не двуногое, потому что мои ноги намертво «приплавились» друг к другу.

Док Бишоп спас мою жизнь немедленной трахеотомией, проткнув мне гортань ножом Дэна и сунув туда соломинку для коктейлей, выдернутую из стакана на столе Деннисона. Прошло несколько месяцев, прежде чем я смогла поблагодарить его за расторопность.

Неотложную помощь мне смогли оказать на Эпсилоне – меня поместили в жидкость и накачали болеутоляющими. С орбиты прибыли хирурги, вывели содержимое мочевого пузыря и кишечника и сунули меня в ванну с гелием, чтобы гравитация не прикончила меня во время перелета. Времени для меня не существовало – только неутихающая, немыслимая боль.

Когда ко мне вернулось ощущение времени, оказалось, что прошел уже месяц и что я нахожусь на корабле, в отделении хирургии с нулевым «джи», что новую кожу пересаживают мне по небольшой заплатке за один заход, что зрение понемногу восстанавливается. Лицо еще предстояло реконструировать. Уши пока оставались просто отверстиями, но подходящие для пересадки уже подобрали. Донорского материала в «Новом доме» было предостаточно, его обеспечили неудачные случаи выхода из криптобиоза.

Все интимные органы предстояло восстановить с нуля. Груди обгорели полностью, ягодицы и все прочее стянуло бесформенными шрамами. В итоге из этой переделки я вышла в куда лучшей форме, чем была до операций. Грудь не обвисала, с «кормы» исчезли лишние килограммы… Но навязывать свой опыт косметическим кабинетам я не решусь.

Сандра была около меня все это время – с того момента, как ее выпустили из постели врачи. Она испытала несколько секунд чудовищного страха и поняла, что я сделала, хотя и не знала, как все это вышло. Я тоже, детка. Когда на моих руках появилась кожа, она брала их в свои ладони и сидела рядом, рассказывая, как здорово я иду на поправку, шутила, делилась больничными сплетнями… В моей комнате не было зеркал, но по лицам других посетителей можно было догадаться, как я хороша. Но только не по Сандриному – полный оптимизм, бодрость, уверенность в лучшем. Догадываюсь, чего ей стоило смотреть на меня и улыбаться, когда день шел за днем без всяких ощутимых перемен. Я горжусь своей дочкой.